censorship/russia/dorev/libraries/book/\"
ОТКРЫТЫЙ ТЕКСТ Электронное периодическое издание ОТКРЫТЫЙ ТЕКСТ Электронное периодическое издание ОТКРЫТЫЙ ТЕКСТ Электронное периодическое издание Сайт "Открытый текст" создан при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям РФ
Обновление материалов сайта

17 января 2019 г. опубликованы материалы: девятый открытый "Показательный" урок для поисковиков-копателей, биографические справки о дореволюционных цензорах С.И. Плаксине, графе Л.К. Платере, А.П. Плетневе.


   Главная страница  /  Цензура и текст  /  Россия (Russia)  /  До 1917 г.  / 
   Библиотека  /  Книги и статьи

 Книги и статьи
Размер шрифта: распечатать





Воронежцев А. В. Из истории военной цензуры в период первой мировой войны (по материалам Саратовской губернии) (129.88 Kb)

 
   С конца 1980-х годов обозначилось более углубленное внимание ко многим проблемам отечественной истории, в том числе и к истории I мировой войны. Отсюда очевидна необходимость в новом круге источников, среди которых определенное значение имеют и архивные материалы, отложившиеся в Государственном архиве Саратовской области (далее ГАСО) в фондах начальника Саратовского губернского жандармского управления (далее СГЖУ) и его помощников в уездах губернии, Поволжского районного и Саратовского охранных отделений, управления Саратовского почтово-телеграфного округа (далее ПТО), Саратовской центральной почтово-телеграфной конторы, представленные служебной перепиской о цензуре и перлюстрации, об адресатах и авторах корреспонденций, отчетами цензоров, копиями и оригиналами писем или их фрагментов и т. д.
   Перлюстрацией называется незаконный просмотр частной переписки, копирование всего или части текста. В России перлюстрация была запрещена, виновные в ней могли караться  наказанием от 4 месяцев тюремного заключения до ссылки. Однако политическая полиция с ведома верховных руководителей нарушала закон. Просмотр почтовой корреспонденции происходил как на специальных пунктах – в «черных кабинетах», так и через завербованных почтовых сотрудников. Например, в Вольске Саратовской губернии помощником начальника СГЖУ был завербован в 1910 г. чиновник почтово-телеграфной конторы (далее ПТК). Во время разбора писем он незаметно для своих коллег брал их, «клал в конверт с надписью «Жандармскому вахмистру Григорьеву» со штемпелем помощника начальника СГЖУ в Вольском, Хвалынском и Кузнецком уездах, заклеивал и бросал в мой (помощника начальника СГЖУ – А. В.) почтовый ящик № 8 при конторе». Вахмистр приносил письма на просмотр, а затем к 3 часом дня в запечатанном виде вновь бросал в тот же ящик. Связь с агентом осуществлялась посредством записок с «печатными буквами». В дальнейшем агент стал выпивать, потерял осторожность и 25 ноября 1912 г. у него заметили чужое письмо. Полиция сделала обыск в доме, нашла письма частных лиц и 32 конверта на имя жандармского вахмистра. По словам помощника начальника СГЖУ, конфликт удалось замять. Начальник Вольской ПТК отдал жандармам протокол и изъятые конверты, протокол был переписан, сведения о конвертах были из него выброшены. Агент уволился, полиция обещала молчать, тайна была сохранена[1].
   Добытые посредством перлюстрации сведения и письма жандармы называли агентурными, а авторов писем – авторами агентурных сведений. Авторов в дальнейшем брали в оперативную разработку. Использование термина «перлюстрация» в служебной переписке было строжайше запрещено. 26 ноября 1914 г. начальник СГЖУ выговаривал ротмистру Кононову, своему помощнику в Балашовском уезде: «В записке Вашей от 18-го сего ноября за № 53, а не в рапорте, как это требуется циркуляром штаба Отдельного корпуса жандармов от 10 минувшего октября за № 131, слово «Перлюстрация» незашифрованно. Между тем, слово это, как термин, определяющий известный розыскной прием и притом весьма серьезный, не должно писать открыто и даже в тех случаях, когда в какой бы то ни было переписке нужно указать на обстоятельство, определяющееся этим словом, не зашифровывая, таковое должно заменяться фразой «совершенно секретный документ». Поставляя Вам это на вид, предписываю на будущее время принять к строгому исполнению это преподанное мною указание»[2].
   Война внесла в эту практику свои коррективы. Цензура была неизбежна и необходима с точки зрения защиты государственных интересов, в первую очередь, от военного шпионажа.
   22 июля 1914 г. в «Правительственном вестнике» были опубликованы Временное положение о военной цензуре и именной указ о введении его в действие. В Положении говорилось, что «военная цензура … имеет назначением не допускать … сведений, могущих повредить военным интересам государства», а ее рассмотрению подлежат и «почтовые отправления и телеграммы».Цензура делилась на полную и частичную. В полном объеме она применялась на театре военных действий. Частичная военная цензура заключалась «в просмотре и выемке международных отправлений и телеграмм, а также … в отдельных случаях, по распоряжению главных начальников военных округов, внутренних почтовых отправлений и телеграмм». Система цензурных органов в тылу включала главную и местные военно-цензурные комиссии, а также военных цензоров. Главная военно-цензурная комиссия состояла при Главном управлении Генерального штаба, а местные – при штабах военных округов, находясь в подчинении начальников штабов. Обязанности военных цензоров возлагались на местных должностных лиц, наблюдавших за печатью и не служивших в почтово-телеграфном ведомстве. Военные цензоры обязаны были подчиняться по делам о цензуре председателям местных военно-цензурных комиссий (далее МВЦК). В Положении подчеркивалось, что просмотр почтовых отправлений и телеграмм должен происходить «исключительно» в помещении почтово-телеграфных учреждений в присутствии двух почтово-телеграфных чиновников. Указ представлял главнокомандующим фронтами право приостанавливать передачу почтовой корреспонденции[3]. Таким образом, Положение о военной цензуре было направлено на защиту «военных интересов государства», а просмотр внутренней почтовой корреспонденции мог происходить лишь в отдельных случаях. Следует отметить, что наказание за сообщение в письмах неразрешенных сведений не предусматривалось.
   4 августа 1914 г. командующим Казанским военным округом была создана местная военно-цензурная комиссия (далее МВЦК) во главе с подполковником Прогнаевским. Комиссия предписала начальнику СГЖУ назначить двух военных цензоров из жандармских офицеров в Саратове и Царицыне для цензуры международных почтовых отправлений[4]. 9 августа Главным управлением Генерального штаба была введена цензура телеграмм и корреспонденций с театра боевых действий для газет[5]. Цензоры должны были еженедельно направлять в МВЦК отчеты о своей деятельности.
   23 августа 1914 г. начальник СГЖУ полковник Коммисаров направил в адрес МВЦК письмо из действующей армии, «полученное агентурным путем», для доклада командующему Казанским военным округом. Комиссаров писал, «что считал бы необходимым в целях предупреждения распространения сведений, оглашение которых вредно для интересов армии, подвергать просмотру всю идущую с театра войны корреспонденцию. Если такой просмотр будет признан необходимым, то самый досмотр находил бы производить во вверенном мне управлении, где под моим личным руководством просмотр произведен будет всесторонне»[6]. Содержание запроса Комиссарова со всей очевидностью свидетельствует о продолжающейся практике перлюстрации.
   4 сентября саратовский губернатор распорядился о задержании газет на немецком языке «Unser Besucher», «America», «Lincoln freie Presse» и др., издаваемых в США и получаемых в немецких колониях, за «враждебное» отношение к России. Одновременно было возбуждено ходатайство перед МВД о запрете их ввоза в Россию[7]. 13 сентября был уточнен порядок цензуры международной корреспонденции. Начальник Саратовского ПТО решил ее направлять в канцелярию губернатора, при необходимости вместе с переводчиком. Губернатор переадресовал его в СГЖУ[8]. 27 сентября негласно была «узаконена» перлюстрация корреспонденции лиц под политическим надзором. Начальник Саратовского ПТО предписал начальникам почтовых учреждений губернии доставлять корреспонденцию таких лиц жандармам и уездным исправникам, в случае соответствующего запроса[9]. 20 сентября была введена цензура корреспонденции военнопленных[10], а 13 октября в Казанском военном округе была введена цензура «всей корреспонденции, идущей с театра военных действий». При этом не подлежали цензуре почтовые отправления в тыловые части[11].
   В 1915 г. сфера применения цензуры продолжала расширяться. 2 января МВЦК ввел просмотр корреспонденции агентов компании Зингер[12], а 25 января, по просьбе одного из начальников ГЖУ, цензура была введена в отношении административно высланных, заподозренных в шпионаже[13]. 22 мая был введен запрет на прием и пересылку почтовых отправлений на немецком языке[14]. 24 июля, в связи с приказами главнокомандующих армиями Юго-Западного и Северо-Западных фронтов, начальник Саратовского почтового округа издал распоряжение об изъятии и уничтожении почтовых карточек, бандеролей, письменных сообщений на еврейском языке. Закрытые письма, «полагаясь на опытность», предлагалось передавать в военную цензуру[15]. В августе местный комитет разрешил просмотр почтовых отправлений мусульманского духовенства,[16] а также писем до востребования и писем, имеющих условные адреса[17].
   В 1916 г. последовали новые ограничения. В конце февраля была уточнена сфера применения различных языков в переписке. В справке для цензоров говорилось, что за границу разрешается писать на любом языке, кроме еврейского. Внутренняя корреспонденция подлежала военной цензуре при использовании немецкого, еврейского и чувашского языков, которые были запрещены в переписке. При этом корреспонденция нижних чинов из армии на немецком языке разрешалась[18]. Вместе с тем приказом главнокомандующего армиями Северного фронта еще в декабре 1915 г. было запрещено вести переписку на немецком языке[19].
   29 марта начальником Саратовского ПТО было предписано почтовым чиновникам передавать в цензуру письма, адресованные лицам с нерусскими фамилиями[20]. 18 июля в Казанском военном округе была введена цензура всей корреспонденции прапорщиков пехотных запасных полков округа[21], а 19 октября – корреспонденции коммерческих фирм[22]. Все распоряжения носили негласный характер.
   Параллельно с расширением цензурных ограничений происходило становление цензурной службы. В августе 1914 г. были введены должности двух военных цензоров в Саратове и Царицыне, на которые были назначены жандармские офицеры, соответственно подполковник Джакели и ротмистр Тарасов[23]. Почти сразу ощутилась острая потребность в переводчиках. Начальник СГЖУ писал губернатору, что в Саратовской почтовой конторе всего один переводчик немецкого и французского языков, необходим еще один, кроме того, нужен переводчик с польского и еврейского языков[24]. Позже были привлечены дополнительные переводчики с немецкого и татарского языков. Переводом с татарского языка в Саратове занимался учитель Саратовской татарской школы Бурган Юскаев. Так как письма татар-солдат, по его словам, были «невнятны», с января 1915 г. их просмотр прекратился. А 21 января поступило сообщение Астраханского ГЖУ о том, что в одном из перлюстрированных писем говорилось: «Не бойся писать ответ, в Саратове мусульманские письма просматривает Бурган Эфенди Юскаев. Письма не от войск и с действующей армии совсем не просматриваются»[25].
   В дальнейшем отрабатывался механизм деятельности военной цензуры, в том числе и взаимодействие с почтово-телеграфной службой. Помимо военных цензоров к просмотру привлекались уездные исправники, СГЖУ. В 1915 г. должности военных цензоров были введены в Балашове и Вольске, а в сентябре было принято решение об открытии военно-цензурных пунктов в этих уездных центрах. В Вольске цензурный пункт открылся 18 сентября[26]. В нем состояло 3 цензора, 2 переводчика, письмоводитель, 2 почтовых чиновника, 2 жандармских унтер офицера, 1 служитель для «закупорки посылок»[27]. В феврале 1916 г. в Саратовском пункте насчитывалось 24 человека, в том числе 6 почтовых чиновников, в Царицынском – 15, из них 2 цензора, 2 представителя почты, 11 посторонних, в Вольском – 12, не считая почтовых представителей. Начальник почтового округа считал необходимым открыть пункты в Кузнецке и Хвалынске[28].
   Одни пункты имели отдельные помещения, другие – нет. Но те и другие испытывали определенные трудности. Из Царицына, например, весной 1915 г. цензор сообщал, что «помещение под военную цензуру не имеет никакой мебели, и лицам, участвующим в цензуре, приходится сидеть и разбирать почтовые отправления на пустых ящиках, что крайне неудобно»[29]. Балашовский цензурный пункт размещался в служебной квартире почтового чиновника[30]. Вольский пункт получил отдельное помещение только в августе 1916 г. и, любопытный штрих, сразу решил обзавестись самоваром и чайным прибором на 24 персоны за счет почтово-телеграфной службы. В ноябре начальник Вольской конторы сообщил старшему цензору об отправке в пункт самовара и сервиза, купленного на выделенные окружным управлением 11 рублей, так что «выбранный Вами более дорогой я взять не мог»[31].
   Порядок работы цензуры был регламентирован. Вся простая корреспонденция из действующей армии, при наличии штемпелей полевых учреждений, подлежала передаче на просмотр из почтово-телеграфных контор в цензурные пункты[32]. При этом на корреспонденцию должны были накладываться штемпели: на почте – с датой передачи в цензуру и в военной цензуре – с датой возвращения на почту[33]. Кроме того, по объяснению подполковника Джакели, «военные цензоры Казанского военного округа, по заведенному порядку, на каждое просмотренное письмо кладут штемпель: на открытку «Просмотрено военной цензурой», «Военный цензор № …», а на закрытое письмо: «Вскрыто военной цензурой – военный цензор № …». При этом если письмо было просмотрено переводчиком, то последний ставит свой штемпель – инициалы, означающие имя, отчество и фамилию переводчика»[34]. При отсутствии переводчиков корреспонденция направлялась на просмотр в другие пункты с наклейкой «Дослать на военную цензуру гор. … Военный цензор № … Казань»[35]. Цензорам было дано указание, «чтобы по окончании занятий все обрывки и вырезки из писем сжигались» в их присутствии»[36].
   На практике этот порядок не соблюдался. Цензоры не всегда ставили штемпель о просмотре почтового отправления цензурой[37]. Один из почтовых чиновников сообщал по инстанции, что корреспонденция из цензуры выходит «с условной черточкой в верхнем правом углу конверта от руки, тогда как должен быть штемпель военной цензуры»[38]. Начальник Вольской ПТК писал старшему военному цензору, что «некоторые почтовые отправления возвращаются из цензуры во вверенную мне контору с явными следами вскрытия и без наложения штемпелей об осмотре, каковое обстоятельство вызывает недоразумения с публикой, которая обвиняет в задержке этих отправлений и вскрытии самих чинов конторы»[39].
   Положение о военной цензуре и практика его применения размыли грань, отделявшую перлюстрацию от цензуры. Создается представление, что под видом цензуры осуществлялась тотальная перлюстрация. Цензоры в нарушение Положения о военной цензуре вскрывали любые письма. В итоге им постоянно напоминали о необходимости наложения штемпелей, о том, что к действующей армии не относятся «части и учреждения прежней дислокации», а также «со словами местный, местная, госпитали и лазареты без нумеров», что цензуре не подвергаются почтовые отправления от запасных и мобилизованных, находящихся «не на театре военных действий»[40]. Джакели писал в Вольск старшему военному цензору, что «внутренняя корреспонденция цензуре не подлежит, а раз вы ее вскрыли, то необходимо на конверте наложить штемпель, что оно вами вскрыто»[41]. Некоторые цензоры распорядились вымарывать в тексте писем непонятные слова и даже фразы[42].
   Другие пытались идти дальше. Помощник начальника СГЖУ в Царицынском уезде ротмистр Тарасов, по совместительству цензор, 20 октября 1914 г. писал своему начальнику: «В значительном числе вскрытых по военной цензуре писем помещаются сведения, которые в массе читающих могут вызвать неправильное представление о положении дела на театре войны, недовольство и нежелательные толки. Нижние чины в сгущенных красках описывают недостаток питания: питаются только картофелем, капустой и морковью, хлеб получают только по 1 фун. на несколько дней, сухари изъедены червями и непригодны для еды, горячей пищи почти нет совсем, и они умирают с голоду. В других письмах говорится, что у солдат нет совсем белья, что они не сменяют рубашек в течение всей войны, а некоторые пишут, что ходят совсем без рубашек. В некоторых письмах безусловно в преувеличенном виде описывается та «страшная убыль», которую наносит неприятель нашим частям, и, наконец, многие жалуются на то, что им не дают сапог и они ходят чуть не босые … одновременно с такими письмами встречаются и другие, в которых говорится, что в питании у них особой нужды нет. Сопоставляя разницу, надо полагать, что солдаты намеренно все преувеличивают, чтобы этим побудить к высылке денег.
   Просмотр писем и удаление из них недопустимого достигает только частичной цели: получающие письма не знают, что именно было вычеркнуто, а поэтому и не могут об этом сообщить, солдаты же, помещая такие сведения, видимо, не знают, что это писать нельзя, так как из писем видно, что вся корреспонденция сдается в части не запечатанной и подлежит просмотру … надо полагать, что письма в части совершенно не просматриваются, иначе для прекращения этого могли бы приняты должные меры … вычеркивания могут вызвать среди деревни разные предположения, а таковые могут скорее вылиться в недовольство как здесь, так и в частях, куда об этом  будут писать»[43]. Хотя рапорт не содержал каких-либо предложений, но он подводил к мысли о необходимости изъятия всех нежелательных писем. Ответ на рапорт не обнаружен, но символично, что в 1916 г.начальник СГЖУ не возражал против предложения командира 15 инженерной рабочей дружины уничтожать в военной цензуре письма родственников солдатам из немецких колонистов на их родном языке[44].
Большое возмущение жителей Вольска вызвала история пренебрежительного отношения почтовых чиновников к письмам фронтовиков. 14 мая 1916 г. старьевщик Е. И. Петров купил у почтовой конторы 120 пудов почтовой бумаги за 36 рублей. 27 августа при «тюковании» этой бумаги поденщицы обнаружили письма и открытки, адресованные местным жителям. Х. А. Цоль, одна из поденщиц, взяла часть их и показала многим горожанам, «что среди обывателей вызвало сильное негодование на почтовые учреждения. Так, многие говорили: «Наши дети на войне, мы от них с нетерпением ждем писем, а здесь их почта выбрасывает». Полиция нашла 5 пост-пакетов с письмами, среди которых были пост-пакеты заказные, 39 открытых и закрытых писем и 15 закрытых писем без конвертов». У Цоль было изъято 29 писем. 6 из них относились к 1914 г., остальные к концу 1915 – началу 1916 г.[45]
   В декабре слесарь городского водопровода нашел 8 частных писем и 14 казенных пакетов, из них часть была «изорвана»[46]. Виновных не нашли, но эти случаи показательны, став естественным продолжением цензурной системы. Неудивительно, что с осени часть писем стала поступать адресатам без всякой цензуры и даже без штампа Вольской ПТК[47].
   Нежелательные по содержанию письма в одних случаях конфисковывались жандармами, хотя четкого регламента не было. Например, начальник СГЖУ в ноябре 1914 г. сообщал в Департамент полиции: «Представляя при сем выдержку из совершенно секретного документа … имею часть доложить … что означенный документ, как содержащий в себе сведения, не подлежащие оглашению согласно правил о военной цензуре, конфискован»[48]. В других случаях они поступали в местную военно-цензурную комиссию, «последняя же по уничтожению тех мест в документе, которые, по мнению комиссии не подлежали оглашению, возвращала его для выдачи по принадлежности»[49]. В дальнейшем вымарыванием не подлежащего оглашению текста занимались цензоры на местах. О корреспондентах наводились справки и сообщались в местную и другие комиссии при наличии запросов от них.
   Знавшие о цензуре пытались ее избежать различными способами. Вольноопределяющийся Степанов из 75-го маршевого батальона писал из Брянска в Вольск: «Здесь ужасная дисциплина, над солдатами издеваются ужасно, бьют никого не щадя. Кадры все звери, нам-то еще ничего – хорошо, но жалко солдат. … Так как такое письмо послать из роты нельзя, то посылаю его с почты с знакомым денщиком»[50]. Другие расклеивали почтовые открытки, вкладывали сообщения и вновь заклеивали[51]. Военный цензор в Вольске доносил: « У меня имеются сведения, что некоторые лица, желая избежать цензуры, опускают письма в почтовые ящики на станциях железной дороги Вольск и Привольская, а также в ящики почтового вагона». В результате начальнику Аткарского железнодорожного отделения было предписано передавать такие письма в Вольск на цензуру[52]. Председатель местной военно-цензурной комиссии в январе 1915 г. довел до сведения начальника Саратовского ПТО, что «некоторые военнообязанные за последнее время стали  прибегать к писанию писем особым составом так, что текст таких писем не видим на взгляд, а может быть проявлен при помощи также особо состава»[53]. Еще одним способом избегания цензуры стало использование старых конвертов. «Замечено, – писал своим подчиненным начальник Саратовского ПТО, – что получатели писем, снабженных цензурным штемпелем, с целью уклонения от военной цензуры, вторично пользуются тем же конвертом, зачеркивая прежний адрес и подписывая новый, каковые письма опускаются в почтовый ящик»[54].
   Свои уловки применяли и солдаты. Рядовой Грозненского полка А. М. Лисицкий писал своему куму в Царицын: «Уже мне прописуй и запичатай письмо луче чтобы немог <никто> разпичатывать»[55]. А. Цитц писал из действующей армии на ст. Ершово Самарской губернии О. И. Триппель: «Объясняю, почему пишу по-немецки, здесь все письма вскрываются и читаются, поэтому вы пишите так же. Эти могут и не везде совать свой нос. Немецкое они не так будут читать»[56]. Более опытные были скупы в описании своих впечатлений. Один из них писал: « Свои впечатления, к сожалению, поместить в письме не могу – небезопасно»[57]. Другой сообщал родственникам: «Много писать не позволяют»[58]. А рядовой 100-го пехотного Островского полка Трубецков в письме родителям в с. Максимовку Вольского уезда объяснил причину умолчания о ряде обстоятельств в своих прежних письмах: « Дорогие мои родители, вы пишите, чтобы я все прописал, чем нас кормят, я бы все подробно выписал, вы бы наплакались досыта, но нельзя, у нас один написал все подробно, и его письмо проверили в цензуре и прислали в полк, и ему за это письмо 100 розг в … (ненормативное слово – А. В.) вложили, а поэтому я вам не описываю ничего»[59].
   Естественно раздражение, которое вызывали у авторов писем цензоры своей бесцеремонной деятельностью. Интерес представляет история, происшедшая осенью 1914 г. в Царицыне, где цензор просматривал переписку неких В. Г. Зуева и В. А. Рожковой. Зуев писал: «Теперь скажу несколько слов, как я смотрю на это проникновение в чужую жизнь, хотя бы и под видом военной цензуры … вскрывать письма … из одного лишь любопытства – только лишний раз доказывает, что у нас в России поручают дела лицам, совершенно не соответствующим для этого ни по уму, ни по пониманию сути дела. … Ведь этот (цензор – А. В.) вероятно какой -нибудь несчастный человек, совершенно ни к чему неспособный … «заставь дурака молится – он себе лоб разобьет».
   Обиженный цензор ротмистр Тарасов рапортует начальнику СГЖУ: «28 октября на имя той же Рожковой было получено письмо, где Зуев, недовольный вскрытием писем, делает ругательную приписку по отношению вскрывающего письма. 30 октября было вскрыто опять письмо на имя Рожковой. Это письмо состояло исключительно из грубых ругательств в отношении меня за вскрытие писем оскорбительной критики по введению военной цензуры. Как военный цензор, я являюсь исполнительным органом местной военно-цензурной комиссии и выполняю цензуру по указанию комиссии. Так как оскорбления Зуева направлены против военной цензуры вообще и в частности против меня, как военного цензора, и заключают в себе деяния, предусмотренные 280 ст. Уложения о наказаниях, то оба письма … я представляю в комиссию». Комиссаров согласился, что можно привлечь к ответственности «за оскорбление лица, находящегося при исполнении служебных обязанностей». Однако дело быстро заглохло, как только выяснилось, что Зуев является одним из крупных чиновников в Ташкенте[60].
   К 25 января 1915 г. только в Саратове цензурой было задержано 2545 писем из Америки в адрес немцев-колонистов, 754 – на имя других частных лиц, 275 – в адрес торговых фирм.[61] Гласный городской думы Романов жаловался, что с введением цензуры письма до адресата в Саратове доходят «через 20 и более дней».[62] А некий Ф. Вульф в декабре 1914 г. писал из Денвера (США) своей сестре в колонию Нееб Самарской губернии: «Я пишу уже третье письмо, и ты ни одного не получила, значит все утеряны ... Мы также до этого не получали ни одного письма. Что же нам делать, раз в России такое подлое начальство и такие порядки»[63]. Начальник Саратовской ПТК пояснил своему начальству, что корреспонденция из цензуры возвращается через 8–9 дней, а саратовская – через 2–3 дня. Количество ежедневно цензурируемых писем доходило до 3,5 тыс.[64]
   В фондах ГАСО сохранились материалы Вольского военно-цензурного пункта, дающие представление о его деятельности. Объем еженедельно просматриваемой корреспонденции колебался от 4,5 тысяч до 23 тысяч писем.[65] При анализе писем они по содержанию делились старшим военным цензором на категории: патриотические (от 15 % до 27 %), с жалобами (0,5–1,2 %), с упоминаниями о мире (0,5–1,2 %), с указанием на недисциплинированность, с конфиденциальными сведениями (0,1–1,3 %)[66]. Каждый еженедельный отчет содержит выдержки из писем различной категории и краткое резюме. В декабре 1915 г., например, старший военный цензор отмечал: «В письмах из действующей армии заметно больше упоминаний о мире, а также запрещенные дружественные встречи и разговоры с германцами»[67]. Весной 1916 г. он писал: «В письмах … очень много пишут о том, как сходились христосоваться с немцами и австрийцами на праздники Пасхи. Причем многие … напивались до безчувствия предлагаемых им вина и рому»[68].
   Документы перлюстрации и военной цензуры, представленные в приложении к материалам конференции, позволяют получить представление о настроении различных категорий населения в годы I мировой войны, в первую очередь, солдат, об их отношении к войне и внутренней политике, участии в боевых действиях, взаимоотношениях нижних чинов и офицеров, дезертирстве, мародерстве и т. д.[69]
 
ПРИЛОЖЕНИЕ
 
В приложении опубликованы документы из фондов Поволжского районного охранного отделения (ф. № 51), Саратовского губернского жандармского управления (ф. № 53), помощника начальника СГЖУ в Вольском, Хвалынском и Кузнецком уездах Саратовской губернии (ф. № 55), хранящихся в государственном архиве Саратовской области (ГАСО). Это копии писем из действующей армии, задержанные военной цензурой, выписки из них, а также сведения и отчеты о просмотренной в военно-цензурном пункте корреспонденции.
Тексты писем и выписок публикуются с машинописных копий, сделанных военными цензорами. Отточия и примечания в косых скобках по тексту писем произведены ими же.
В заголовках к выпискам из писем указана дата написания письма. В том случае, если дата установлена составителем, она заключена в квадратные скобки.
Даты составления отчетов и сведений военных цензоров не указаны, т.к. они не датированы. Как правило, такие отчеты составлялись на следующий день после отчетного периода, указанного в заголовке.
Для того чтобы дать представление об уровне грамотности нижних чинов русской армии этого периода, орфография и пунктуация текста документа № 1 воспроизведена в полном соответствии с оригиналом, в необходимых случаях составителями лишь произведено разделение слов и предлогов. Тексты остальных документов переданы в соответствии с современными правилами русского языка, но с сохранением стилистических особенностей. Восстановленные составителями части слов заключены в квадратные скобки.
В конце публикации приводятся значения сокращенных слов, встречающихся в тексте документов (за исключением общепринятых сокращений). Значение отдельных из них установить не удалось.
 

№ 1
Письмо военного санитара Н. К. Локтева его жене А. М. Локтевой
 
5 октября1914 года
г. Броды
 
Здравствуйте мои дорогие родные и не забвен[ные] Саша и детки Mиня и Валя посылаю я Вам всем свой горячий привет и крепко целую я Вас за очно ни счетно раз. Ваш Папа жив и здоров чего и Вам желаю быть здоровым на всегда и на многие лета Вашей жизни.
И еще привет дядиньке Александру Николаевичу и так-же тети Акилине Ивановне и братцу Шуре и Бабушки Листратьевни и Ване и Гаппе, з детками ихими желаю я им всего хорошего на многие лета. Саша сообщаю я тибе сижу сегодня дежурным по госпиталю первый раз поступили до нас больные и раненые словом всех родов больные и раненые прибыли из Перемышля и с корпацких гор прибыли все оборванные и в грязи пока их приодели перевязали накормили чаем на поили и полягли наши раненные спать переутомленные и вместе с тем и голодные и холодные воесняют что по несколько дней ничего и в роту не было по 3 и 4 дня ни кушили одним словом обидно слушать от бедных сострадальцев какую они перенесли кару и натощака и оборватые и другие босяка. Куда ж идут большие милионы жертвуют и так же одежды и обуви а попадать бедным даже объясняют и ни папала осьмушка табачку то воясняется напрасно и жертвовали люди добрые а читаем газеты из газет видно Москва жертвует большие миллионы в помочь запасным нижним чинам на войне и их семьям да каждый город так жертвовал, что я и объяснить эту жертву ни могу под осинь начали по всем большим городам заготовлять всю теплую одежду для армии и опять ни кто и носового платка ни получал следовательно куда-же спрашивается она попадает удивительное дело, как-же ни обидно этим жертвователям например Москвичам Киевлянем да так-же и Петербуг прибывают каждый день по несколько поездов раненых и увеченых и все они снох до головы оборвытые и какими глазами на них нужно смотреть.
Как например поставлено дело у германие и у австрии расказызывают наши раненые приходится говорят выбивать их из окопов то уних непременно остаются даже ни могут забирать с собой, как например съестные припасы консервы и белой сухари и даже обязательно водка а наши бедные раненые чернаго хлеба через 3 и 4 дня получеют все ссылаются подвести ни возможно почему же другим можно а нам нильзя так-же и у нас начальство наша, когда мы выехали из Тифлиза то они всю дорогу нам хлеба ни выдавали говорят мол приедем на место на месте все выдадим а то ни подумают харашо у кого были деньги то он правда покупал все, что продавали по станциям а у каго не было денег то он бедняга сухие корки у таварищей збирал да карьмился а начальство всю дорогу ехали сибе 2-м класом в типле и погуливали а нижния чины в простых вагонах да и натощака вот прибыли на место стали говорить и требовать за хлеб деньги то получился отзыв такого содержания, кто-мол будет много говорить то доложите мне я с ним поговорю вы говорит знаите военное время в двадцать четыре часа и под растрел вот и требовай, что хочиш, а раненые, тоже объясняют кто малейшиe спросил, что ему полагается то ему обязательно порка смотря по его требованию от 5 шт. до 50 шт. розг в з… и в передовуя линию его словом куда ни кинь все нашему брату клин то по этому поводу где-бы чего и сказал да повернися и аж слезы пойдут да возмешь и отойдешь от них варваров ни знаю, как и дождаться когда она проклятая и кончится эта война калек наделали я и объяснить ни могу а сколько-щи и зделают пока она будет продолжаться ни дай бог она затянится года на 2 то калек наделают, что и подавать будет не кому в какой двор не заглянь то тамо и можно встретить калеку Саша только и развличение, что сядиш да напишешь Вам письмо то будто и немного отлигнет от сердца, как будто повидишся с вами да жаль до сего время ни удается получить от Вас письма тогда и вовсе полекшиет больши.
Хотя я и так мало ходил и шлятся я ни куда нишлялся когда я был свободин ну в настоящие время и вовсе ходить некуда работа с утра до самой ночи приходится работать.
Адрис так пока и пишити довостребования
Галиция Город Броды Н. К. Локтеву.
Затем до будущаго свидания остаюсь Ваш папа жив и здоров чего и Вам душевно желаю быть здоровыми на всегда, и на многия лета Вашей жизьни целую я Вас всех за очно нисчетно раз.
больше вироятно писать пока нечего и так описал цельную котегорию хватит тибе чего почитать сумлительно как бы тежело ни было мое письмо это я по случаю своего дежурства тибе описал всю военную несправидливость.
 
Н. К. Локтев.
 
ГАСО.  Ф. 51. Оп. 1.1914 г. Д. 26. Л. 85–86. Машинописная копия.
 
 
№ 2
Выписка из письма неизвестного автора из действующей армии
в г. Саратов жене капитана 71 пехотного Белевского полка Л. Ф. Злобиной
 
10 октября 1914 года
 
Вновь я посетил тот уголок родной, где я прожил столько. Сегодня ездил в Ново-Александрийск. Полк остановился в Конской воле. /текст не имеет значения/ ... Боже, что из себя представляет наша Ново-Александрия, как будто мор прошел какой-то. В городе ни души поляков, а о жидах и говорить нечего, их уже с месяц, как выселили всех из города. Побросали все лавки с товаром, и к стыду нашему все почти разграблено нашими проходившими здесь солдатами. Все квартиры, лавки, дома разграблены, разбиты, везде и все перевернуто вверх дном, грустно смотреть на такое разорение. Жители все поуходили, а они хозяйничали. /Текст не имеет значения/.
Ну пока целую всех /без подписи/.
 
ГАСО. Ф. 51. Оп. 1. 1914 г. Д. 26. Л. 115. Машинописная копия.
 
 
№ 3
Выписка из письма неизвестного автора в г. Саратов
присяжному поверенному А. А. Образцову
 
16 октября 1914 года
г. Бердичев
 
Сижу в Бердичеве и жду поезда на Радзивиллов … /текст не имеет значения/ … Многие из офицеров нашей дивизии прислали своим женам массу серебра из Галиции и вообще всевозможных ценностей.
Жена командира катается по городу на чудных австрийских лошадях в роскошном венском экипаже.
Желаю всего-всего наилучшего.
 
Ваш П.
 
ГАСО. Ф. 51. Оп. 1. 1914 г. Д. 26. Л. 110. Машинописная копия.
 
 
№ 4
Выписка из письма О. Сокиной почетному мировому судье в г. Саратове В. А. Менде
 
4 ноября 1914 года
г. Петроград
 
Милый друг Владимир Александрович … /текст не имеет значения/ ... Недавно мы слышали рассказ только что вернувшегося с передовых позиций. Правда, человек не военный и первый раз попал в военный лагерь. Он возил теплые вещи в Армию. Боже мой, сколько у нас халатности, бессистемности. Не приготовлено ничего. От солдат он в восторге, и чем ближе к nepедовым позициям, тем лучше у него было впечатление от офицеров, от солдат, от санитаров. А чем ближе к обозу, чем дальше от смерти – тем хуже и хуже. Все хуже и начальство и солдаты – нет дисциплины , нет сознания долга. Одна канцелярщина, карты, апатия и произвол от высшего до низшего. Всяк себе набольший. А дело стоит и переходит от одного Ивана Ивановича к другому Ивану Ивановичу. Одеты наши солдаты ужасно. Сапог нет, полушубки такие, что руки поднял – и все рвется, белья нет – шинели 5-го срока, и то просто одно рванье. А зато интенданты будут довольны. Были случаи наших военных неудач только от самодурства Ивана Ивановичей. По 9-10 часов задерживали приказания – просто из желания показать свое я так хочу.
Да, милый друг, послушаешь и ужас берет. Вот хотя бы "наш флот на Черном море: проспали, не видели – не ожидали". Просто стыд за них. А ведь страдает-то весь русский народ. Как я сначала верила, что мы отколотим немца, а теперь боюсь, что слишком была самонадеянна. У нас разведка отвратительна, что только что артиллерия наша великолепна. А у немца пулеметы в блиндированных поездах, с которыми мы не успеем бороться – он осыпет нас из пулемета и уехал на поезде, а мы в то время только еще перевертываем пушки и пулеметы откачиваем, наводим, а уже блиндированный поезд с пулеметами  за 20-30 верст работает, мы берем только массой людей – кладем их не жалея, a зато бережем снаряды, шрапнели – т. к. у нас всего этого малo, а немец их сыпет без счету – а людей бережет. Осведомленность немцев поразительная о всем, что у нас делается. А мы не только не знаем, что у них – а зачастую начальство не знает, где его полки, т. к. например, немец ушел из-под Варшавы, а мы после его ухода еще 2-3 часа его боялись – и искали наши части, чтоб защищать Варшаву. Да всего и не перескажешь, что приходится слышать. Да, много придется вынести нашему солдату, велика его заслуга перед родиной ... /текст не имеет значения/ ...
 
ГАСО. Ф. 51. Оп. 1. 1914 г. Д. 70 б. Л. 598–598 об. Машинописная копия.
 
 
№ 5
Выписка из письма нижнего чина 212 Саратовской дружины Ф. А. Баранова саратовскому мещанину А. Е. Пичугину
 
[Ноябрь 1914 года]
 
Дорогому товарищу Алексею Евстафьевичу с супругой Мотей, извиняюсь, забыл как отчество. Доехали мы благополучно, остановились в городе Тирасполе рядом с Бесарабией, 100 верст от Румынии. Ехали 7 суток и когда приехали и что же – у нас зима, а в Тирасполе лето, здесь ходят в одних сорочках, тепло ужасно, и как только приехали – и пошли по дворам искать вина, здесь жители преимущественно евреи и малороссы, и бесарабы, и как пошли по городу, через полчаса все стали поголовно пьяные, кто песни поет, кто дерется, кто плачет, все жители города перепугались.
Здесь вино 1 бут[ылка] 15 коп. и очень крепкое. Начали пить, деньги не платят, евреев начали колотить. Послали патруль с ружьями, они тоже перепились, ружья переломали, вступилась полиция, ее тоже побили. Офицеры начали вступаться, их тоже начали ругать и толкать, потом начали ходить по городу с гармонией, начали ловить девушек, и вот что вышло – прямо беда. Офицеры ничего не сделают, все евреи убежали по домам и не выходят целые сутки, вот как отличилась Саратовская дружина. /Текст не имеет значения/…
 
Федор Баран.
 
ГАСО. Ф. 51. Оп.1.1914 г. Д. 26. Л. 117. Машинописная копия.
 
 
№ 6
Письмо неизвестного автора из действующей армии хранителю музея в память П. А. Столыпина при Саратовской ученой
архивной комиссии С. А. Щеголеву
 
[Ноябрь 1914 года]
 
Глубокоуважаемый Сергей Александрович. Простите, что я до сих пор молчал, но на это были свои причины. Свои впечатления, к сожалению, поместить в письме не могу – не безопасно. Только могу сказать, что это не японская война, а война 1914 года. Много, много плохого и много есть лучшего, нежели в прошлую войну. Доставка войска, патронов несравненно лучше, но зато нет заботы о солдате. Наша рота отправлена на постройку узкоколейной железной дороги. Сколько мытарств пришлось и приходится перетерпеть. Все лишения можно было бы предотвратить, но солдат ведь должен испытывать нужду, и потому об мало-мальском удобстве не заботятся. Находились в 12–15 верстах от города Люблина и принуждены были есть сухари при тяжелой физической работе. А сколько нарушений закона. Бог ты мой. 1) He знаю, по каким побуждениям артельщик у нас назначен фельдфебелем, хотя участие последнего даже в выборах воспрещено законом. 2) Нам полагается усиленная пища, а ротный командир почему-то считал, что произошел перерасход в 420 руб., начал делать экономию на наших желудках и уменьшил порцию с 1½ ф. до ¾ ф. 3) Наше начальство рукоприкладствует, бьют не только сверхсрочные, но даже мордобойствуют офицеры.
Вот Вам пока 3 наиболее вопиющие правонарушения, а про другие я Вам расскажу по приезде. Нет, Сергей Александрович, нет ничего более гнусного, как война и все, связанное с ней. С какой бы она целью ни велась и какие бы победы не одерживали, все же народ только теряет.
Жду не дождусь, когда я превращусь вновь в человека. Что нового у нас в музее? Привет всем сочленам и Вашей семье. Всего-всего хорошаго.
/Подпись неразборчива/
 
ГАСО. Ф. 51. Оп. 1. 1914 г. Д. 26. Л. 121–121 об. Машинописная копия.
 
 
№ 7
Выписка из письма неизвестного автора саратовскому врачу В. С. Кишкину
11 декабря 1914 года
г. Москва
 
Наконец, дорогой Володя, я собрался писать тебе /текст не имеет значения/. Паша пока в Москве. Ждет, отправится санитарный поезд, где Маруська старшей сестрой милосердия. Хочет ее проводить. Думаем, что поезд отправится в пятницу или субботу, т. е. 11-го или 12 числа. На трудное дело идет Маруська.
Все обычные санитарные поезда оборудованы плохо. Поезд рассчитывают в конце концов развернуть человек на 800. В поезде только 10 или 12 приличных вагонов, а остальные – так наз[ываемые] теплушки, т. е. товарные вагоны без всяких приспособлений, даже нет клозетов, а просто ставится ведро в не отгороженном месте и не занавешенное. Вагоны эти не имеют сообщений с другими для прохода, так что в пути нельзя пройти, если нужно, в другие теплушки. Если дежурят в них сестры /а их мало на 800 раненых/, то они целыми часами должны быть при таких неблагоприятных условиях, и если у самой схватит живот, то и они тут же при солдатах должны на виду все выполнять. При поезде есть санитары, но нет простых баб и даже прачки. Все белье свое они должны мыть сами, а когда они спросили, когда же и где, то городские уполномоченные сказали: «по ночам и в уборной». Не могу себе представить, как они будут жить. Ездить они будут по неопределенным местам и в непродолжительное время, поэтому отдавать белье где-нибудь в городах рискованно, так как они в этот город могут потом и не приехать или, может быть, очень долго не попасть. Но это только часть неудобств, а их очень много. Я думал, что Маруська может отказаться через месяц или два, когда почувствует утомление, но, оказывается, этого нельзя; можно освободиться только по серьезной болезни и по медицинскому свидетельству. Пока она бодра духом и все последнее время страшно занята по снаряжению поезда и по обретению массы продуктов и хозяйственных вещей. Надо было сделать большие запасы всего …
/Подпись не разборчива/
 
ГАСО. Ф. 51. Оп. 1. 1914 г. Д. 70 б. Л. 710–710 об. Машинописная копия.
 
№ 8–9
 
Письма нижнего чина 145-го батальона 33-й пехотной
запасной бригады Н. Якимова неустановленному лицу
 
№ 8
26 октября 1915 года
г. Петровск
Саратовской губернии
 
Его Высокоблагородию. Здравия желаю Вам и барыне, ваш слуга Никита Якимов, а также кланяюсь всем барышням и желаю доброго здоровья, поклон Наде передайте, спешу уведомить вас, В. В. благородие*, что нас из города Саратова из эвакуированной команды перегнали в город Петровск Саратовской губернии, это расстоян[ие] 185 верст, город этот уездный и грязный и причислен пока к 145 запасному баталиону, но не знаю, почему нас не назначили поротно, а оставили в одном помещении и назвали эвакуированной командой. Говорят, что нас отправят в гор. Петроград, но я рассчитываю – это враки, потому что успокаивают нас, чтобы мы не разъезжались по домам, мы все, раненые и все солдаты не хотят больше ехать на позицию и говорят, пусть побывают все, кто не был на позиции. У всех раненых сильное волнение идет, все как волки, даже не могу описать, а особенно, когда услыхали, что Германия просит мира, а наше правительство не хочет, то все солдаты так и кричат и ругаются, что лучше бы мы заплатили, сколько хотят, но заключили бы мир, а особенно раненые и больные, которые побывали на позиции долгое время и все видели. Еще было в московской газете написано, в Русском слове, 22 октября, что Государственная Дума будет созвана последний раз, и если только будет распущена Дума и не будет заключен мир и не будет дана свобода, что было в 1905 году, то все солдаты так и говорят, что теперь не то, что было, и все так и сговариваются как один, я только сижу и слушаю, и смотрю, но и выходит так, что не только городские солдаты, но и деревенские также говорят. Я, конечно, замечаю это, что все /слово не разобрано/ и с другими, буду просить Вас, В. В. благородие, сообщить мне, было ли это в Петрограде, слухи о мире и о Государственной Думе и так опечатано, как мы читали, я бы разъяснил солдатам, а пока жду ответа, а Вам желаю доброго здравия и большое спасибо, что вы мне дали совет о детях моих, Никита. Адрес мой: город Петровск Саратовской губернии, 145 запасный баталион, эвакуированная команда, 3-й взвод, Никите Якимову.
 
ГАСО. Ф. 53. Оп.8. 1916 г. Д. 17, т. 1. Л. 58. Машинописная копия.
 
 
 
№ 9
 
15-го ноября 1915 года
г. Петровск
Саратовской губернии
 
Здравия желаю, В. В. благородие. Шлю я Вам низкий поклон и желаю доброго здравия, а также и барыне и всем барышням, всем по низкому поклону от вашего слуги Никиты. Письмо я Ваше получил 14 ноября, которое послано 9 ноября, я очень благодарю вас, уведомляю, что у нас погода – только сегодня выпал снег, и то слякоть, еще уведомляю, что нас одели и выдали все, что нужное для позиции, но не знаю, когда будет отправка, я думаю, что скоро последует распоряжение, еще сообщаю, что в солдатах слух очень плохой, идут разговоры такие, что лучше в плен будем, говорят, сдаваться, чем нас заставляют добивать, потому что есть некоторые солдаты в тылу, которые не были еще на позиции, а некоторых гонят уже по 3 и 4-му разу, но знайте, Ваше Высокоблагородие, такие разговоры, что и описать невозможно, но я все-таки опишу вкратцах: так не довольны, что очень стали с солдатом обращаться плохо, занимаются все время с 4 час[ов] утра до 11 часов вечера. Офицеры молодые многих стали бить по морде, и у нас был случай, что одного офицера чуть не*; еще идут разговоры, что наши солдаты приезжают и говорят, что все солдаты на позиции идут в плен, потому что, когда идут в наступление, нет ни одного офицера, солдаты и взводные по требованию солдат сдаются в плен. Вот один солдат говорил, что в это лето в 3–4 месяца наши сдались около одного миллиона человек, и которые приезжают раненые и подстрекают на позиции, чтобы сдавались в плен. Плохо тем, что у нас нет таких людей, которые следили бы за этим разговором в ротах, то гораздо было лучше и теперь даже говорят, что как я и писал, что если Дума будет распущена, то все солдаты на позиции говорят, что все будут сдаваться в плен, такой слух, что будто бы народ и Государственная Дума не хотят воевать, а только воюет правительство, да еще стали так делать, что, вот как и у нас сейчас, не успеют одеть, он уже уезжает домой и там продает все казенные вещи и живет в каком-нибудь в городе, скрывается, а пока до свидания, что будет слышно, я все буду писать Вам, до свидания.
 
Ваш слуга Никита.
 
ГАСО. Ф. 53. Оп. 8. 1916 г. Д. 17, т. 1. Л. 59–59 об. Машинописная копия.
 
 
 
 
№ 10
Сведения старшего военного цензора ротмистра Маслова о просмотре корреспонденции в военно-цензурном пункте в г. Вольске с 1 по 7 ноября 1915 года
 
Месяц и число.
ПОСТУПИЛО
ПРОСМОТРЕНО
Про-
пущено
с Д.П.
Какого
числа
поступила
на
просмотр
цензуры оставшаяся
не
просмот-
ренной
к
последнему отчетному
дню
корреспон-денция.
 
Из действ
[ующей] армии.
Меж-дуна-родных.
Воен-нопле-нных.
Воен-нообязан-ных.
Прочей.
Из действ
[ующей] армии.
Меж
дуна
родных.
Воен-ноплен
ных.
Воен-нообязан
ных.
Прочей.
Из действ[ующей] армии.
Прочей.
 
но-ябрь
Оставалось не просмотр[ено]
от предыд[ущей]
отчет[ной] недели
²
²
²
²
²
²
²
Из
действую-
щ[ей] армии
1) Между-народная
2) Военно-
пленн[ых]
3) Военно-
обязан[ых]
4)Прочая
 
1.
2378
8
348
22
65
748
8
348
22
65
²
²
 
2.
868
8
250
13
40
868
8
250
13
40
1630
²
3.
1555
11
162
13
62
857
11
162
13
62
698
²
4.
1175
10
303
11
71
834
10
303
11
71
341
²
5.
2511
6
389
30
105
906
6
389
30
105
1605
²
6.
2068
4
71
1
41
1119
4
71
1
41
²
²
7.
793
11
349
4
79
1039
11
349
4
79
703
²
Итого
13835
53
1872
94
463
6383
53
1872
94
463
4977
²
 
 
 
Из за-границы газеты, письма и теле-граммы.
 
 
По-сылки, Ко Зингер и еврей-ские.
 
 
 
Осталось к просмотру
   Старший военный цензор
   ротмистр Маслов
 
 
ГАСО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 498. Л. 48. Машинописная копия.
 
 
 
№ 11
Сведения о преобладании настроений в корреспонденции
из действующей армии, просмотренной военным цензором
ротмистром Масловым в г.Вольске с 1 по 7 ноября 1915 года
(в процентном отношении)
 
 
 
Количество писем, просмотренных за отчетный период.
Из них:
1.
2.
3.
4.
5.
6.
С патриотческим подъемом и сознанием необходимости исполнить свой долг перед родиной.
С пожеланием скорого окончания войны.
С жалобами на что-либо: пищу, одежду, недостаток чего-либо и т.п.
С указанием на недисциплинированность автора (критика действий начальства, брань по его адресу и проч.)
С сособщением таких сведений, кои оглашению не подлежат.
Без упоминания о войне.
6383
20
0,5
0,4
0,0
0,1
79
 
             Военный цензор ротмистр Маслов
 
ГАСО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 498. Л. 49. Рукопись.
 
 
№ 12
Отчет старшего военного цензора ротмистра Маслова
о результатах деятельности военно-цензурного пункта
в г. Вольске с 1 по 7 ноября 1915 года
 
Кому и от кого
Содержание замеченных писем
Что сделано с письмом
 
I. Письма из действующей армии
 
 
С указанием на унылость духа.
 
 
писем встречалось мало и заслуживающих внимания военной цензуры не было.
 
 
С патриотическим подъемом.
 
1) В с. Сосновку Вольского у. Алексею Николаеву Бельцову от н. ч. 1ой батареи 6 мортирного артиллер[ийского] дивизиона Николая Яковлева Теплова.
«Бои идут в нашу пользу, и пленных берем, но скорого конца войны мы не желаем потому, что наш враг еще не побежден. Будем биться до последнего, но России не отдадим ни одной пяди».
пропущено по адресу
2) В г. Хвалынск Екатерине Озеровой от прапорщика 4го стрелкового Сибирского полка Е. М. Озерова.
«На некоторых участках немцы отступают, а скоро, наверно, и везде отступят. Скоро или нет кончится война, но победа несомненно на нашей стороне. Что Болгария против нас, это не особенно важно, мы ей дадим понюхать перцу».
пропущено по адресу
3) с. Черкасское, Федору Никифору Гребенщикову от н. ч. 3 роты 270 п. Гатчинского пол. Александра Боронова.
«Обо мне не тужите, в окопах жить хорошо, это вас там только дома страшат окопы, а в окопах жить все равно, что дома. Молитесь больше, но не тужите. Хотя бы мне пришлось умереть, но умру за веру, царя и отечество».
пропущено по адресу
4) г. Вольск Солдатская ул., Маркелу Феофанову Киселеву от н. ч. 11 роты 98 Юрьевского п. Константина Маркелова Киселева.
«Чувствую я себя хорошо и бодро, служба меня не тяготит. Мы все служим честно верой и правдой, твердо уповая на Господа Бога, что мы сломим врага на радость нашего царя-батюшки и родной земли, защитниками которой мы являемся».
пропущено по адресу
 
С пожеланием скорого окончания войны.
 
1) В с. Подольское Хвалынского у. Савелию Павлову Левандину от н. ч. Левандина /какой части не значится/.
«Нет ли слухов о мире. У нас с позиции все генералы поехали в генеральскую думу, должно быть, скоро мир будет».
Затушевано и пропущено по адресу
2) В с. Мировку Хвалынского у. Ивану Ерофееву Гущину от н. ч. Николая Гущина /какой части не значится/.
«Нам командир полка говорил, что будто бы в начале ноября будет апаратный* мир, мы теперь ждем не дождемся».
Затушевано и пропущено по адресу
3) В с. Гавриловку Вольского у. Семену Яковлеву Кузьмину от н. ч. штаба 34 п. дивизии Ильи Семенова Кузнецова.
«Есть слухи, что будто идут переговоры о мире, так как наше начальство стало тоже поговаривать, что должен быть скоро мир, и мы будем ожидать к новому году мира. Очень надоело, скорей бы мир».
Затушевано и пропущено по адресу
 
С жалобами на что-либо.
 
1) В с. Воскресенское Вольского у. Игнатию Дмитриеву Жирнову от н. ч. 3 Туркестанской стрелковой бригады Жирнова.
«Был больной две недели, больно кормят нас плохо, месяц не видали хлеба и сахару, дают сухарей понемногу.
Дела незавидные».
Затушевано и пропущено по адресу
2) г. Вольск, Клеменовная ул., д. 165 Анисье Перишной, передать Варе, от н. ч. 6 роты 10го Туркестанского стрелкового п. Голованова.
«Очень нас морят, нет даже горелых сухарей. Стоим в 35 верстах от позиции. Ну, горя много принимаем, всего дают по горсти сухарей, а иной день совсем ничего».
Затушевано и пропущено по адресу
 
С указанием на недисциплинированность автора
 
1) В г. Вольск, Глухоозерский завод, квартира Курилова, получить Вере Моленковой
от н. ч. 12 роты 4го Финляндского стрелкового п. Федора Иванова Маленкова /по-видимому, кашевар или вообще из н. ч., находящихся при кухне/
«Наши солдатики бьются четвертые сутки, и мы не варим пищу им, только им дали по одной консерве и на один день хлеба и масла, а бьются четвертые сутки без отдыха, выбили его из окопов тройных, и все он держится и подбавляет свежих сил, а наш полк весь разбежался, кого в плен взяли, кто так убежал, а кого добили. Начальство все разбежалось, командир полка в обозе сидит, батальонные командиры тоже все разошлись, все притворились контуженными, ротные тоже, подпрапорщики тоже; за командира полка командуй хоть рядовой. И так было, командовал прапорщик за полковника, и прикомандировали наш полк к третьему, сколько осталось на позиции, а наше начальство попря-талось… вот и воюй. Солдаты все время голодные, а офицеры гуляют и притворяются».
Конфисковано и представляется в комиссию.
2) г. Вольск, Приютинская ул., соб[ственный] д[ом] Ольги Павловны Богдановой
от офицера казачьего полка, стоящего в небольшой деревушке около Молодечно. В апреле с. г. этот офицер, только кончивший училище, находился в казачьем полку в Одессе, а в мае или начале июня был отправлен в действующую армию. Фамилия неизвестна и выясняется.
 
«Здесь невдалеке стоит гвардия, после окопов людей морят шагистикой, отданием чести – становясь во фронт и проходя мимо. Я понял бы еще, что людей держат по 10 часов, но учат делу – штыковой работе, окапыва-нию, вдалбливают в них понимание войны, но – «доверни приклад», «носки шире», то что пригодно только для парада, что отвлекает солдат от подлинной боевой работы – я никак не пойму этого идиотства»…«А в бою гвардия занималась только эффектными делами, бросались на пулеметы только для того, чтобы гг. офицеры получали золотое оружие, ходили в штыки там, где это никакими обстоятельствами не вызывалось. Гвардейский солдат развращен подачками, если сравнить несчастную пехоту, а в особенности казачьи войска, то как противно делается, словно присутствуешь при каком-то неопрятном деле. На бумаге мы живем великолепно: 1½ ф. мяса, 3 ф. хлеба, сало, коровье масло, табак, чай, сахар, все это по раскладке интендантства даже изобильно, но получаем-то мы всего ничего. Во-первых, экономию загоняют. На наших желудках и на лошадях полк сэкономил за три месяца войны свыше ста тысяч! Мы не получали ни мяса, ни хлеба, консервов, этой незаменимой в походе вещи, мы не видали сала и масла – предметы вожделенных мечтаний, а все это не потому, что достать нельзя, а просто халатность, развращенность начальства, видя-щего в нас только и только лодырей и мародеров. Кстати, о последнем – прегнусное отвратительное следствие войны широко захватило армию. Во многих деревнях жители говорят, что немцы лучше, и во многих случаях это голая правда. Всю беду, конечно, валят на казаков, но все одним миром мазаны. И пехота грабит с каким-то остервенением. Берут все. У мужиков забирают все – скот, фураж, часто при молчаливом попустительстве, ибо на ограбленное представляются счета. В местечке, где недавно проходили немцы, ограблены все магазины уже после ухода немцев, немцы не тронули. Немцы берут хлеб, скот, одежду, повозки, но это – пусть это грабеж, но грабеж организованный, планомерный, имеющий даже фило-софское оправдание в том, что такова германская война, полагающая пределы реквизиции только в полном истощении страны. А наша гуманная армия? Ведь мы освободители, мы мир Польше принесли … Я не могу писать о войне не только потому, что она породила во мне необычайные мысли. Нет, и факты, которые я наблюдал так необычайны, так позорны, что писать о них нужно только за границей, в свободной стране без драко-новской цензуры».
Конфисковано и представляется в комиссию.
3) В г. Вольск, рыбный ряд, Ивану Андреевичу Пузрову от н. ч. 4го Финляндского этапного баталиона Егора Григорьева Карташова.
«Нам ничего не выдают, только одно жалование: 75 к. в месяц. Из  одежды зимней тоже ничего не дают, очень плохо насчет обмундирования…». «Я ездил в Волочиск и видел лично Государя с Наследником, он ездил в Тернополь и ехал оттуда обратно со своей свитой, но насчет войны ничего неизвестно, что говорил, неизвестно, только, будто, говорили, что во что бы то ни стало будем биться до последней капли крови, а германцев победим, но этому не верим, нам здесь видней, что уже этого не стало, что было, ежели пробудет война зиму, то с голоду мы все помрем и померзнем. Ничего не стало хватать – ни сапог, ни обмундирования, и сейчас выдают войскам винтовки австрийские, а наших вовсе нет».
Конфисковано и представляется в комиссию.
 
Со сведениями, не подлежащими оглашению.
 
1) г. Вольск в 4 роту 150-го п. запасного баталиона н. ч. Василию Тимофееву Пантемьеву от санитара летучего отряда Российского общ[ества] Красного Креста при Кавказской армии.
«Больных у нас тифозных и холерных очень много заболевает. За две недели 7 санитаров заболело и двое умерло. Очень много мрут».
Затушевано и послано по адресу
 
 
 
В письмах из действующей армии с западных фронтов часто встречаются, видимо, кем-то распространяемые слухи о мире, а также замечены частые жалобы на недостаток хлеба, сухарей и вообще всего съестного.
II. Корреспонденция внутренняя (не с театра военных действий).
III. Корреспонденция военнопленных.
IV. Корреспонденция военнообязанных.
V. Корреспонденция международная.
VI. Посылки
VII. Пресса, лекции и кинематограф.
Ничего обращающего на себя внимания военной цензуры не дали.
         Верно: Старший военный цензор рот[мистр] Маслов
 
ГАСО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 498. Л. 50–53 об. Рукопись.
 
 
№ 13
Сведения старшего военного цензора ротмистра Маслова о просмотре корреспонденции в военно-цензурном пункте в г. Вольске  с 24 по 30 апреля 1916 года.
 
Месяц и число.
ПОСТУПИЛО
ПРОСМОТРЕНО
Про-
пущено
с Д.П.
Какого
числа
поступила
на просмотр
цензуры оставшаяся непросмот-
ренной к последнему отчетному дню корреспон-денция.
Из действ
[ующей] армии.
Меж-дуна-родных.
Воен-ноплен-ных.
Воен-нообязан-ных.
Прочей.
Из действ
[ующей] армии.
Меж-дуна-родных.
Воен-ноплен-ных.
Воен-нообя-занных.
Прочей.
Из действ[ующей] армии.
Прочей.
ап-рель
Оставалось не просмотр[ено] от предыд[ущей] отчет[ной] недели
²
²
²
²
²
²
²
5) Из действу-
ющ[ей] армии
6) Между-народная
7) Военно-
плен[ных]
8) Военно-
обязан[ных]
9) Прочая
24.
2290
10
584
20
46
2290
10
584
20
46
²
²
25.
3399
13
575
19
45
3399
13
575
19
45
²
²
26.
3556
20
598
15
13
3556
20
598
15
13
²
²
27.
3601
19
874
14
17
3601
19
874
14
17
²
²
28.
3262
24
661
12
65
3262
24
661
12
65
²
²
29.
2248
22
617
15
16
2248
22
617
15
16
²
²
30.
3577
18
659
10
49
3577
18
659
10
49
²
²
Итого
21933
126
4568
105
251
21933
126
4568
105
251
²
²
 
 
 
Из загра-ницы газеты, письма и теле-граммы.
 
 
Посылки, Ко Зингер и еврейские.
 
 
Осталось к просмотру –
   старший военный цензор ротмистр Маслов
  
 
ГАСО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 507. Л. 139. Машинописная копия.
 
№ 14
Cведения о преобладании настроений в корреспонденции из действующей армии, просмотренной военным цензором ротмистром Масловым в г. Вольске с 24 по 30 апреля 1916 года
(в процентном отношении)
 
 
 
Количество писем, просмотренных за отчетный период.
Из них:
1.
2.
3.
4.
5.
6.
С патриотическим подъемом и сознанием необходимости исполнить свой долг перед родиной.
С пожеланием скорого окончания войны.
С жалобами на что либо: пищу, одежду, недостаток чего либо и т.п.
С указанием на недисциплинированность автора (критика действий начальства, брань по его адресу и проч.)
С сообщением таких сведений кои оглашению не подлежат.
Без упоминания о войне.
21 933
25,0
0,1
0,0
0,0
0,0
74,8
 
             Военный цензор ротмистр Маслов
 
ГАСО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 507. Л. 141. Машинописная копия.
 
 
№ 15
Отчет старшего военного цензора ротмистра Маслова о результатах деятельности военно-цензурного пункта в г. Вольске с 24 по 30 апреля 1916 года
 
Кому и от кого
Содержание замеченных писем
Что сделано с письмом
 
I. Письма из действующей армии
 
 
С указанием на упадок духа.
 
В с. Смысловку Аткарского у. Марии Гавриловой от н. ч. 306 полевого подвижного госпиталя Гаврилова.
«Наверно, я вас больше не увижу, мне и горько, и я не знаю даже, что мне делать, мира нет и, наверно, не дождемся».
Затушевано и пропущено по адресу.
 
С патриотическим подъемом.
 
1) г. Вольск в 3 роту 150 запасного бат[альона] Петру Малыгину от н. ч. 163 п. полка В. Казанцева.
«О мире мы не думаем, а думаем скорее бы одолеть непокорного и дерзкого врага. Не будем жалеть ни силы, ни жизни ради дорогого Русского края».
Пропущено по адресу.
2) В д. Чекмазовку Вольского у. Н. Арбузову от н. ч. 9 роты 269 п. Новоржевского п. Арбузова.
«Нам не страшна смерть, и мы будем храбро сражаться за веру, царя и отечество».
Пропущено по адресу.
3) В с. Черкасское Вольского у. Анне Кателковой от н. ч. 2 роты 166 п. Ровненского п. Федора Суркова.
 
«Наши отцы и прадеды защищали дорогую родину от врагов, так и мы должны ее защищать. Нас три брата находятся в действующей армии, и мы будем до последней капли крови биться с дерзким врагом, защищая царя-батюшку и дорогую родину».
Пропущено по адресу.
4) В с. Новосильцево Вольского у. Степану Золотареву от н. ч. 4 роты 26 Могилевского п. Ивана Железнева.
«Живем мы все не унываем, настроение у всех пять с плюсом, потому что сознаем, что нужно каждому исполнить долг перед родиной и покорить дерзкого врага».
Пропущено по адресу.
 
С пожеланием скорого окончания войны.
 
1) В г. Вольск Т. Андреевскому для Банк от н. ч. 3 р[оты] 583 Кубанской пешей дружины Александра Эйферта.
«Я был в околодке* у Александра Раот, у него были еще немцы, сидели и говорили о будущем и желанном мире. О Боже, когда же наконец услышим слово – «мир». Все надоело, все жаждем мира и мира».
Затушевано и пропущено по адресу.
 
С жалобами на что- либо.
 
1) В с. Терсу Вольского у. Семену Краснову от н. ч., находящегося на излечении в 259 полевом запасном госпитале /в местечке Борисполь/ М. Чувычкова.
«Живем мы, бедные солдаты, на позиции очень плохо, хуже некуда, кормят нас один раз в сутки, только что вечером, а весь день голодные, только один чай пьем. Хлеба нам дают 1 фунт на все сутки. Мало того, что кормят плохо, еще заставляют работать. Почти день и ночь работаем, спать мало приходится, почти совсем не спим».
Затушевано и пропущено по адресу.
2) г. Вольск Клеменовская ул. д. №168 Анне Самарцевой от н. ч. 4 роты 83 пех. запасного бат[альона] Владимира Самарцева /стоянка г. Брянск/.
«Кормят нас какой-то падалью, мяса дадут на троих, по разу нечего откусить, и то мы его не едим, оно тухлое, поднесешь его ко рту, рвать тянет, хлеб сырой, каши на троих три ложки, суп, как вода, только мутная».
Затушевано и пропущено по адресу
 
С указанием на недисциплинированность автора.
 
1) В г. Вольск, Клейменовская ул. Ивану Алексееву Тезикову от н. ч. 1 роты 159 Гурийского полка Василия Мотказина.
«Да, дорогой папаша, это верно, что наши берут, до тех пор взяли, что и брать уже некого стало, и все еще мало… Все стало дорого, только мы ничего не стоим, как в мирное время солдат стоил 50 коп. в месяц, так и сейчас».
Конфисковано и представляется в комиссию.
 
Со сведениями не подлежащими оглашению.
 
1) В с. Улыбовку Вольского у. Ивану Губанову от н. ч. 404 Камышинского полка Губанова.
«Бой был сильный, австрийцы наступали и разбили наш 3й полк, забрали 500 человек в плен».
Затушевано и пропущено по адресу.
 
 
 
В письмах из действующей армии много пишут о встрече праздника пасхи, все очень довольны, и писем с жалобами и вообще плохим настроением мало, причем они очень сдержанны и кратки.
II. Корреспонденция внутренняя (не с театра военных действий).
III. Корреспонденция военнопленных.
IV. Корреспонденция военнообязанных.
V. Корреспонденция международная.
VI. Посылки
VII. Пресса, лекции и кинематограф.
Ничего обращающего на себя внимание военной цензуры – не дали.
   Верно:
         Старший военный цензор
                   ротмистр Маслов
 
ГАСО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 507. Л. 142–143. Рукопись.

№ 16
Сведения старшего военного цензора ротмистра Маслова о просмотре корреспонденции в военно-цензурном пункте
в г. Вольске
с 11 по 17 декабря 1916 года.
 
Месяц и число.
ПОСТУПИЛО
ПРОСМОТРЕНО
Про-
пущено
с Д.П.
Какого числа поступила
на просмотр
цензуры
оставшаяся непросмот-
ренной к
последнему отчетному
дню корреспон-денция.
Из действ
[ующей] армии.
Меж-дуна-родных.
Воен-ноплен-ных.
Воен-нообя-занных.
Прочей.
Из действ
[ующей] 
армии.
Меж-дуна-родных.
Воен-ноплен-ных.
Воен-нообя-занных.
Прочей.
Из действ
[ующей] армии.
Прочей.
ап-рель
Оставалось не просмотр[ено] от предыд[ущей] отчет[ной]. недели
²
²
²
²
²
²
²
10)  Из
действу-
ющ[ей]
армии
11) Между-народная
12) Военно-
пленн[ых]
13) Военно-
обязан[ых]
14) Прочая
11.
2802
20
637
7
140
2802
20
637
7
140
²
²
12.
2826
44
578
6
81
2826
44
578
6
81
²
²
13.
2639
46
975
1
165
2639
46
975
1
165
²
²
14.
2347
45
724
2
58
2347
45
724
2
58
²
²
15.
2246
77
1225
9
73
2246
77
1225
9
73
²
²
16.
2531
82
554
4
²
2531
82
554
4
²
²
²
17.
2683
54
867
3
²
2683
54
867
3
²
²
²
Итого
18074
368
5560
32
517
18074
368
5560
32
517
²
²
 
 
 
   Из загра-ницы газеты, письма и теле-граммы.
 
 
   Посылки, Ко Зингер и Еврейские.
 
 
 
Осталось к просмотру –
   Старший военный цензор ротмистр Маслов
 
 
ГАСО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 507. Л. 471. Машинописная копия.
 
 
№ 17
Сведения о преобладании настроений в корреспонденции из действующей армии, просмотренной военным цензором ротмистром Масловым в г. Вольске с 11 по 17 декабря 1916 года
(в процентном отношении)
 
 
 
Количество писем просмотренных за отчетный период.
Из них:
1.
2.
3.
4.
5.
6.
С патриотическим подъемом и сознанием необходимости исполнить свой долг перед родиной.
С пожеланием скорого окончания войны.
С жалобами на что либо: пищу, одежду, недостаток чего-либо и т.п.
С указанием на недисциплинированность автора (критика действий начальства, брань по его адресу и проч.)
С сообщением таких сведений кои оглашению не подлежат.
Без упоминания о войне.
18074
32,0
0,1
0,0
0,0
0,0
67,9
 
             Военный цензор ротмистр Маслов
 
ГАСО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 507. Л. 472. Машинописная копия.
 
№ 18
Отчет старшего военного цензора ротмистра Маслова о результатах деятельности военно-цензурного пункта в г. Вольске
с 11 по 17 декабря 1916 года
Кому и от кого
Содержание замеченных писем
Что сделано с письмом
 
I. Письма из действующей армии
 
 
С указанием на упадок духа.
 
 
Писем не было.
 
 
С патриотическим подъемом.
 
1) В с. Еремкино Хвалынского у. Марии Бирюковой от н. ч. Гавриила Бирюкова (адреса не указано).
«Враг пока еще окончательно не разбит, а пока этого нет, то мир немыслим, и не надо нам такого мира. Как видно, враг надувается последними силами и скоро лопнет, а мы выдержим и останемся победителями».
Пропущено по адресу.
2) В г. Вольск прапорщику 150 п. запасного п. К. Домнину от прапорщика 1го лейб-гренадерского Екатеринославского п. Н. Диманова.
«У всех дух поднят, все горят желанием подраться с немцем и больше чем с охотой идут под его проволоку в разведку, а легко раненые не хотят уходить в госпиталь, а остаются в окопах».
Пропущено по адресу.
3) В с. Новое Чирково Хвалынского у. Варваре Макаровой от Петра Макарова.
«Германия предложила мир, но мы не хотим такого мира и будем драться до полной победы над врагами, и видно, что это теперь близко, видно, германец ослабел, что запросил мира, и у нас это подымает дух».
Пропущено по адресу.
4) г. Хвалынск, полицейское управление Ивану Петрикову от н. ч. Петрикова /часть не указана/
«Военные действия на нашем фронте удачны, кто выдержит против русского солдата, даем мы перцу немчуре проклятой. У нас в полку много героев с грудями, увешанными крестами».
Пропущено по адресу.
5) г. Вольск, Александровская ул. Валентине Меркульевой от поручика 153 п. Бакинского п. Лапина.
«Дела наши обстоят отлично, настроение превосходное и мы надеемся окончательно разбить немца, без этого и думать нельзя о мире. Россию никогда не победить, т. к. русские офицеры и солдаты – герои, и ничто перед ними не устоит».
Пропущено по адресу.
6) В д. Лягот Вольского у. Савелию Худякову от н. ч. 1го лейб-гренадерского Екатеринославского п. Александра Колымагина
«Бои идут сильные, и мы, слава Богу, двигаемся вперед. О мире теперь и думать нечего, а мы будем бить немца, пока не одержим полную победу и он поклонится нам в ноги».
Пропущено по адресу.
 
С пожеланием скорого окончания войны.
 
1) В г. Вольск, Знаменская ул. Максиму Ермилину от н.ч. 8 роты 248 п. Славяносербского п. Чаплина.
«Говорят что мир, мы ждем его с нетерпением, и ходят слухи что скоро, страшно надоело сидеть здесь».
Пропущено по адресу.
2) В г. Вольск, Татарская ул. Прасковье Липатовой от н. ч. обоза I разряда 404 п. Камышинского п. Евдокима Липатова
«К новому году ожидаем мира, газеты об этом пишут. Этого дорогого часа мы ожидаем день и ночь. У нас стал у солдат веселый дух, все ожидаем веселого дня , конечно, мира».
Пропущено по адресу.
 
С жалобами на что- либо.
 
1) В с. Павловку Хвалынского у. Якову Семенову от н. ч. запасной пулеметной роты при 37 п. запасной бригаде Мих. Лукъянова.
«Очень плохо, пища плохая, хлеба дают 1½ ф. в сутки, борщ плохой фасолевый и каша фасолевая, которую свиньи не кушают, а ее дают нам, она очень горькая, как полынь».
Затушевано и пропущено по адресу.
 
С указанием на недисциплинированность автора.
 
1) В с. Адоевщину Хвалынского у. Дмирию Грачеву от н. ч. перевязочного отряда 3 Сибирской стрелковой дивизии Василия Кутепова.
/Написано внутри конверта/
«Войско у нас стало нервничать и не хочет больше воевать, бастуют, надоело».
Конфисковано.
 
Со сведениями, не подлежащими оглашению.
 
1) В с. Медяниково Вольского у. Григорию Климашину от н. ч. 2 пулеметной ком[анды] 176 п. Переволочинского п. Фед. Климашина.
«От удушливых газов враз погибло две тысячи, посмотрели бы вы на эту ужасную картину».
Затушевано и пропущено по адресу.
2) г. Вольск, Мариинская 50, Варваре Сергеевой для Софьи Ермаковой от шт[абс] капитана 328 пех. Новоузенского п. Семенова
«Потери у нас за 19 ноября в полку были большие, одних офицеров выбыло 18 человек, нижних чинов более пятисот».
Затушевано и пропущено по адресу.
 
 
 
II. Корреспонденция внутренняя (не с театра военных действий).
III. Корреспонденция военнопленных.
IV. Корреспонденция военнообязанных.
V. Корреспонденция международная.
VI. Посылки
VII. Пресса, лекции и кинематограф.
Ничего обращающего на себя внимание военной цензуры – не дали.
         Верно: Старший военный цензор
                            ротмистр Маслов
 
ГАСО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 507. Л. 474–475 об. Рукопись.
 
 
 
 
Список сокращенных слов
Д.
дело
д.
деревня
Л.
лист
н.ч.
нижний чин
об.
оборот
Оп.
опись
п., пех.
пехотный
п., пол.
полк
у.
уезд
Ф.
фонд
ф.
фунт
 
 
 
Публикация подготовлена
А. В. Воронежцевым и Г.В. Скорочкиной
 
Опубл.: Проблемы истории Саратовского края и документальное наследие. Материалы научных конференций «Саратовский край в войнах начала XX века и документальное наследие» (30 сентября 2004 г.) и «Саратовский край в николаевскую эпоху и документальное наследие» (6 октября 2005 г.). Саратов: Изд-во «Архитектор-С», 2006. С. 18–29
 
 
 
 
размещено 18.11.2006

[1] ГАСО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 415. Л. 3–4 об.
[2] ГАСО. Ф. 51. Оп. 1. 1914 г. Д. 70 а, т. 2. Л. 624–624 об.
[3] Правительственный вестник. 1914. 22 июля.
[4] ГАСО. Ф. 53. Оп. 1. 1914 г. Д. 53. Л. 4–4 об., 12.
[5] Там же. Л. 5.
[6] ГАСО. Ф. 51. Оп. 1. 1914 г. Д. 26. Л. 1–1 об.
[7] ГАСО. Ф. 374. Оп. 1. Д. 2053. Л. 11.
[8] ГАСО. Ф. 53. Оп. 1. 1914 г. Д. 53. Л. 35, 56.
[9] ГАСО. Ф. 375. Оп. 1. Д. 413. Л. 42.
[10] ГАСО. Ф. 375. Оп. 1. Д. 625. Л. 26.
[11] ГАСО. Ф. 374. Оп. 1. Д. 2053. Л. 109, 254.
[12] ГАСО. Ф. 375. Оп. 1. Д. 420. Л. 2.
[13] ГАСО. Ф. 53. Оп. 1. 1914 г. Д. 53. Л. 96–96 об.
[14] ГАСО. Ф. 374. Оп. 1. Д. 2357. Л. 2.
[15] ГАСО. Ф. 375. Оп. 1. Д. 420. Л. 41.
[16] ГАСО. Ф. 374. Оп. 1. Д. 2355. Л. 209.
[17] ГАСО. Ф. 374. Оп. 1. Д. 2353. Л. 111.
[18] ГАСО. Ф. 53. Оп. 8. 1916 г. Д. 17,т. 2. Л. 51.
[19] Там же.
[20] ГАСО. Ф. 375. Оп. 1. Д. 442. Л. 41.
[21] Там же. Л. 34.
[22] Там же. Л. 45.
[23] ГАСО. Ф. 53. Оп. 1. 1914 г. Д. 53. Л. 5.
[24] Там же. Л. 57–57 об.
[25] Там же. Л. 110.
[26] ГАСО. Ф. 374. Оп. 1. Д. 2353. Л. 115.
[27] ГАСО. Ф. 374. Оп. 1. Д. 2354. Л. 88.
[28] ГАСО. Ф. 374. Оп. 1. Д. 2356. Л. 318, 320, 322, 327, 358.
[29] ГАСО. Ф. 374. Оп. 1. Д. 2349. Л. 362.
[30] ГАСО. Ф. 374. Оп. 1. Д. 2356. Л. 252.
[31] ГАСО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 507. Л. 265–266, 507.
[32] ГАСО. Ф. 375. Оп. 1. Д. 594. Л. 3–3 об.
[33] ГАСО. Ф. 374. Оп. 1. Д. 2356. Л. 281.
[34] ГАСО. Ф. 53. Оп. 8. 1916 г. Д. 17,т. 2. Л. 1055.
[35] ГАСО. Ф. 374. Оп. 1. Д. 2353. Л. 200–200 об.
[36] ГАСО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 507. Л. 323.
[37] ГАСО. Ф. 374. Оп. 1. Д. 2357. Л. 219.
[38] ГАСО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 507. Л. 371.
[39] Там же. Л. 347–347 об.
[40] ГАСО. Ф. 375. Оп. 1. Д. 594. Л. 95; Ф. 375. Оп. 1. Д. 627. Л. 26; Ф. 374. Оп. 1. Д. 2421. Л. 169; Ф. 374. Оп. 1. Д. 2349. Л. 357; Ф. 55. Оп. 1. Д. 507. Л. 355–355 об.
[41] ГАСО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 507. Л. 171.
[42] Там же. Л. 74.
[43] ГАСО. Ф. 51. Оп. 1. 1914 г. Д. 26. Л. 83–84.
[44] ГАСО. Ф. 53. Оп. 1. 1914 г. Д. 53. Л. 158.
[45] ГАСО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 507. Л. 326–326 об.
[46] Там же. Л. 482.
[47] Там же. Л. 356, 389–389 об., 400–400 об., 482–483.
[48] ГАСО. Ф. 51. Оп. 1. 1914 г. Д. 70 а, т. 2. Л. 597.
[49] Там же. Л. 582.
[50] ГАСО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 507. Л. 179.
[51] Там же. Л. 224–224 об.
[52] Там же. Л. 39, 74.
[53] ГАСО. Ф. 374. Оп. 1. Д. 2054. Л. 158–158 об.
[54] ГАСО. Ф. 375. Оп. 1. Д. 594. Л. 49.
[55] ГАСО. Ф. 53. Оп. 8. 1916 г. Д. 17,т. 1. Л. 71.
[56] Там же. Л. 232.
[57] ГАСО. Ф. 51. Оп. 1. 1914 г. Д. 26. Л. 121.
[58] ГАСО. Ф. 53. Оп. 8. 1915 г. Д. 17. Л. 203.
[59] ГАСО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 496. Л. 77.
[60] ГАСО. Ф. 51. Оп. 1. 1914 г. Д. 26. Л. 100–101, 103 об. –105.
[61] ГАСО. Ф. 374. Оп. 1. Д. 2054. Л. 266.
[62] Там же. Л. 257.
[63] ГАСО. Ф. 53. Оп. 8. 1915 г. Д. 17. Л. 36.
[64] ГАСО. Ф.374. Оп. 1. Д.2054. Л. 4.
[65] ГАСО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 496. Л. 7–8 об.; Ф. 55. Оп. 1. Д. 507. 6. Л. 8.
[66] ГАСО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 496, 498, 511.
[67] ГАСО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 98. Л. 106.
[68] ГАСО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 507. Л. 136 об.
[69] См.: Приложение.
* Ваше Высокоблагородие.
* Так в документе.
* Так в документе, речь идет о сепаратном мире
* Лазарет.

(2.2 печатных листов в этом тексте)
  • Размещено: 01.01.2000
  • Автор: Воронежцев А. В.
  • Размер: 129.88 Kb
  • постоянный адрес:
  • © Воронежцев А. В.
  • © Открытый текст (Нижегородское отделение Российского общества историков – архивистов)
    Копирование материала – только с разрешения редакции

Смотри также:
Антонова Т.В. БОРЬБА ЗА СВОБОДУ ПЕЧАТИ В ПОРЕФОРМЕННОЙ РОССИИ 1861 – 1882 гг.
Бадалян Д.А. Cлавянофильский журнал «Русская беседа» и цензура (1856–1860)
Белобородова А. Изменения в организации цензуры в Российской империи в 1914 г. (по материалам Курской губернии)
Белобородова А. Полиция и цензура в русской провинции во второй половине XIX – начале XX вв. (на материалах Курской губернии)
Белозеров А.А. Нижегородская печать и царская цензура (по документам и воспоминаниям)
Блюм А.В. МЕСТНАЯ КНИГА И ЦЕНЗУРА ДОРЕФОРМЕННОЙ РОССИИ (1784–1860)
О.О. Ботова. Московский цензурный комитет во второй четверти девятнадцатого века (Формирование. Состав. Деятельность)
Зильке Бром. Театр и цензура во второй половине XVIII века
Brohm Silke. Zensur in Rußland vor 1804 und Christian von Schlözer als Zensurfall
Воронежцев А. В. Из истории военной цензуры в период первой мировой войны (по материалам Саратовской губернии)
Галай Ю. Крамольный "Календарь Крестьянина".
Галай Ю.Г. Запрещенный Белинский
Галай Ю.Г. Уничтоженные нижегородские издания в период первой русской революции
Галай Юрий. Цензурная судьба первого журнала старообрядцев
Ю.Г. Галай. Опальный журнал
А. М. Гаркави. Борьба Н.А. Некрасова с цензурой и проблемы некрасовской текстологии. Автореферат дисс. д.филол.н.
Григорьев С.И. Придворная цензура как первая PR-служба в истории России
Григорьев С.И. Придворная цензура предметов широкого потребления
Григорьев С.И. Институт цензуры Министерства императорского двора
Григорьев С.И. Упоминания высочайших особ как товар (по материалам придворной цензуры)
С.И. Григорьев. "Придворная цензура и печатная реклама".
Гринченко Н.А. Организация цензуры в России в I четверти XIX века
Гринченко Н.А., Патрушева Н.Г. Организация цензурного надзора в царстве Польском в XIX - начале ХХ века
Н.А.Гринченко, Н.Г.Патрушева. Надзор за книжной торговлей в конце XVIII — начале XX века
Н.А.Гринченко, Н.Г.Патрушева. Надзор за книжной торговлей в конце XVIII — начале XX века
Евдокимова М.В. Полемика в русской прессе о свободе слова и цензурных постановлениях, 1857 - 1867 гг.
В.Д.Иванов. Формирование военной цензуры России 1810-1905 гг.
Измозик В.С. Личный состав российских «черных кабинетов» в XIX- начале XX вв.: основные требования и основные характеристики
Измозик В.С. Служба перлюстрации в российской армии в XIX- начале XX вв.
Измозик В.С. Трудовые династии» в «черных кабинетах» Российской империи первой половины XIX в.: семьи Вейраухов и Маснеров
Калмыков В. Еще о цензуре почтовой корреспонденции в России
Б.И. Королев. ПОЛОЖЕНИЕ НИЖЕГОРОДСКИХ ПЕРИОДИЧЕСКИХ ИЗДАНИЙ НА РУБЕЖЕ XIX – XX ВЕКОВ: БОРЬБА ЗА СВОБОДУ СЛОВА И ЦЕНЗУРА.
Космолинская Г.А. Цензура в Московском университете XVIII века («Доновиковский период»)
Косой М. Военная цензура почтовой корреспонденции Петрограда в период первой мировой войны
Е.В. Курбакова. Характер полномочий отдельного губернского цензора (нижегородский период деятельности Г.Г. Данилова)
Курбакова Е.В. Пресса нижегородских старообрядцев и цензура
Летенков Э.В. Из истории политики русского царизма в области печати (1905-1917).
Летенков Э.В. ПЕЧАТЬ И КАПИТАЛИЗМ РОССИИ КОНЦА ХIХ-НАЧАЛАХХ ВЕКА (экономические и социальные аспекты капитализации печати)
Лихоманов А.В. «Комиссия Д.Ф. Кобеко» по составлению нового устава о печати (10 февраля — 1 Декабря 1905 г.)
Луночкин А.В. Газета «Голос» в общественном движении России 70 – начала 80-х гг. XIX в.
Макушин Л.М. Власть и пресса: политика российского правительства в области печати в период реформ 60-х годов XIX века
Макушин Л.М. Власть и пресса: политика российского правительства в области печати в период реформ 60-х годов XIX века
Окунева А.А. Правовая политика Временного правительства в области цензуры (март – октябрь 1917 г.)
Павлов М.А. Государственная регламентация чтения в России 1890-1917 гг.
Н.А.Паршукова. В.Ф.Одоевский - теоретик и практик печати и цензуры 1830-1840-х гг.
Н.Г. Патрушева. Цензурная реформа в России 1865 г.
Н.Г. Патрушева. Цензурная реформа 1865 г. в карикатурах «Искры»
Патрушева Н.Г. Циркуляры цензурного ведомства о способах обхода цензуры и нарушении цензурных правил (XIX— начало XX века)
Т.Л. Полусмак ЦЕНЗУРНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО ДОРЕВОЛЮЦИОННОЙ РОССИИ
Потапова Е.В. Влияние духовно-цензурных комитетов на развитие библиотечного дела в России во второй половине 19 века
Рейфман П.С. ОТРАЖЕНИЕ ОБЩЕСТВЕННО-ЛИТЕРАТУРНОЙ БОРЬБЫ НА СТРАНИЦАХ РУССКОЙ ПЕРИОДИКИ 1860-х ГОДОВ.
Смагина Г.И. Книга и цензура в России в XVIII в.
Усягин А.В. Взаимоотношения власти, земств, цензуры и прессы в пореформенной России
Чеченков П.В. Они не вписались в официальную историю: суздальские Рюриковичи в первой половине XV в.
Шалгумбаева Ж. История казахского книгоиздания: фольклор художественная литература и их цензура (XIX – нач. ХХ вв.)
Эльяшевич Д.А. Правительственная политика и еврейская печать в России. 1797–1917.

2004-2019 © Открытый текст, перепечатка материалов только с согласия редакции red@opentextnn.ru
Свидетельство о регистрации СМИ – Эл № 77-8581 от 04 февраля 2004 года (Министерство РФ по делам печати, телерадиовещания и средств массовых коммуникаций)
Rambler's Top100