history/familisarchives/veteran/razdumin/\"
ОТКРЫТЫЙ ТЕКСТ Электронное периодическое издание ОТКРЫТЫЙ ТЕКСТ Электронное периодическое издание ОТКРЫТЫЙ ТЕКСТ Электронное периодическое издание Сайт "Открытый текст" создан при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям РФ
Обновление материалов сайта

17 января 2019 г. опубликованы материалы: девятый открытый "Показательный" урок для поисковиков-копателей, биографические справки о дореволюционных цензорах С.И. Плаксине, графе Л.К. Платере, А.П. Плетневе.


   Главная страница  /  Текст истории  /  Семейные архивы  /  Воспоминания и дневники ветеранов Великой отечественной войны  / 
   Н.П.Раздумин. Воспоминания о предвоенных годах и о жизни на передовой

 Н.П.Раздумин. Воспоминания о предвоенных годах и о жизни на передовой
Размер шрифта: распечатать




Два года фронтовых дней на передовой. Книга первая. В битве под Курском (50.25 Kb)

Два года фронтовых дней на передовой.

Книга первая

В битве под Курском

Воспоминания лейтенанта Николая Павловича Раздумина, командира взвода 657-го Арт. полка 204-й стрелковой Витебской дивизии

1. Боевая тревога 6 июля 1943 г.

2. Встреча с настоящей войной

3. Первый орудийный огонь по врагу

4. Первая ночь на Курской земле. Какая она была?

5. Первый мой выезд на прямую наводку

6. Атаки танков противника

7. Деревня Малиновка:орудие на прямой наводке

8.Испытание под бомбежкой Ю-88

9. Наступая, мы освобождали ту местность, которую наши войска были вынуждены оставить

10. Там, где шли танковые сражения...

11. Последний бой на Курской земле

12. Дивизия прибыла на Центральный фронт

13. Первая ночь на Смоленской земле

14. Первый выезд на прямую наводку в районе г. Демидова, орудие попало под прицельный огонь противника и было повреждено

 

Воспоминания

В своих воспоминаниях о войне я описал всю свою фронтовую жизнь за два года боев в составе 204-й стрелковой Витебской дивизии, где служил в 657-м артиллерийском полку командиром огневого взвода. А второй год был командиром взвода управления в батарее. Как я воевал, как переносил трудности фронтовой жизни, с которой я, молодой офицер, встретился. Я находился непосредственно на передовой, около пехоты, приходилось бывать и в траншеях рядом с солдатами стрелковой роты под ураганным артиллерийским огнем противника. Я видел, в каких тяжелых условиях находятся солдаты пехоты, – все время в сырых и холодных траншеях. Все это надо было видеть своими глазами, а порой и смотреть в глаза смерти, с которой мне пришлось встретиться на фронте не один раз (два года – это длительный срок), и остаться живым... Все два года участвовать в боях, наступать, обороняться, а приходилось и отступать...

Город Суджа. 5 июля 1943 г.

В садах наливались яблоки, стояла жаркая погода. Накануне этого дня нашей дивизии была объявлена боевая тревога. В направлении г. Белгород был слышен сильный гул и грохот – это было днем, а с наступлением темноты в небе над горизонтом было видно зарево от пожаров. Мы все поняли, что там идет бой. На следующий день среди населения пошли различные слухи... Они были под оккупацией и понимали, чем это им грозит. Город Суджа находился в глубине Курской дуги. Всех офицеров дивизиона вызвали в штаб и там кратко объяснили обстановку, поставили задачу на подготовку к маршу. Дивизии приказано маршем двинуться в направлении г. Белгород. Командир дивизиона нам сказал, что немцы перешли в наступление и это все, что ему было сказано в штабе полка. Это было 6 июля 1943 г.

На этом учеба закончилась. С утра начали готовиться к маршу, получили снаряды, с которых удалили смазку и уложили их на место, в передок. Два ящика со снарядами положили на станины орудия. Ездовые накормили лошадей и поставили их к орудию. Итак, мы готовы к маршу.

Наша 204-я СД, в состав которой и входил наш артиллерийский 657-й полк, вытянулась в длинную колонну и шла маршем в сторону, где шли бои. Я хочу подчеркнуть, что впервые увидел, как стрелковая дивизия в полном составе шла маршем по дороге к месту боя: по дороге было видно вереницу идущих людей, боевой техники, лошадей с повозками и дымящими полевыми кухнями, и всему этому нет конца... Это тоже надо было видеть – боевое соединение идет маршем непосредственно для встречи с противником. Впереди, в направлении движения колонны по всему горизонту от пожаров небо заволокло черным дымом, до нас доносились отдельные взрывы.

Высоко в небе над нами шел воздушный бой. Мы шли целый день, были у нас короткие остановки, где из походных кухонь кормили личный состав, а ездовые кормили лошадей. Мысленно прикидывал, как и где я начну стрелять из своего орудия по немцам, – эта мысль меня не покидала до самого первого боя. Я шел пешком, а где и садился на орудийный передок. К вечеру мы прошли 30 км, наступила ночь. Там, где шли бои, все небо было озарено пожарами. В небе висели осветительные бомбы и было хорошо видно, как по ним вели огонь наши зенитчики: трассы очередей летали прямо через светлую точку. Мы видели как одна бомба снижалась и упала на землю и некоторое время продолжала гореть на земле. Шли всю ночь, все отчетливее слышны отдельные разрывы и выстрелы. На горизонте показалось солнце. Мы подходили к местам, где наши части вели бои с наступающим противником.

На горизонте в направлении движения нашей головной колонны в небе появились черные силуэты немецких самолетов Ю-87. Они летели звеньями и, не долетев до нас 2-3 км, друг за другом начали пикировать и бомбить. Наша батарея шла в колонне, лошади, которые тащили наши орудия, от жары, гари и дыма изрядно устали. Подошли к тому месту, где только что немецкие Ю-87 бомбили наши передовые части, шедшие в головной колонне. Мы еще не вступили в бой, а уже увидели страшную картину: вдоль дороги, по которой мы двигались, и справа, и слева, и на самой дороге видны воронки от бомб. Около дороги стоят разбитые повозки, по земле разбросаны разбитые ящики, патроны, тут же лежат в лужах крови трупы убитых лошадей... Помню, одна лошадь стоит, а из раны на шее у нее течет кровь. Я впервые увидел убитых наших солдат – они лежали в разных позах. Все, что я увидел, – это и было начало моей фронтовой жизни. Ужасная картина – искалеченные солдаты, которые лежат, присыпанные кусками земли. В стороне, недалеко от дороги, стоял сарай, около сарая мы увидели раненых солдат. Они лежали на земле, а кто и сидел, все были в бинтах, и на бинтах кровь... Часть раненых шли по дороге своим ходом в тыл. И это все только после одного налета немецких самолетов!.. Что же ждет меня, молодого лейтенанта, впереди? Тяжелые фронтовые условия боевой жизни... 

Справа от дороги, где мы остановились, находился населенный пункт (не помню названия), там горели дома и постройки, от пожаров поднимались столбы дыма, воздух был насыщен гарью. В воздухе опять появились фашистские самолеты и начали пикировать правее от дороги, по которой шла наша колонна. Я помню, самолеты летели звеньями, а в целом получилась черная стая (как воронье). Они пикировали и сбрасывали бомбы. И никакие наши зенитки по ним огня не вели. В воздухе над нами ревели моторы: там шел воздушный бой, а на земле вокруг нас – сплошной гул артиллерийской канонады и разрывов снарядов, которые рвутся совсем рядом. Вот из тыла на небольшой высоте летят наши штурмовки в сторону противника, летят звеньями, и так низко, что можно разглядеть летчиков. И тут же навстречу им летят штурмовики которые, отбомбив, возвращаются обратно, но летят уже поодиночке. Вся артиллерия полка остановилась на дороге. Мы чувствуем, что подошли к месту боев, где наши стрелковые части ведут бой с наступающим противником. Недалеко, слева от дороги стоят огневые позиции наших артиллерийских батарей: 122-мм гаубицы и ведут огонь.

Всех командиров дивизионов вызвали в штаб полка. Мы все стояли на дороге, ждали. Прибежали командиры дивизионов и дали команду всем батареям немедленно занять огневые позиции. Мы съехали с дороги и следом за командиром батареи выехали на поле и быстро привели орудие к бою, подготовили к стрельбе снаряды. Сзади огневой позиции была поставлена стереотруба для наблюдения и корректировки стрельбы, а проще – НП, наблюдательный пункт. Получена команда подготовиться к стрельбе прямой наводкой. Это значит, будем наводить орудия непосредственно на цели. У меня, как всегда, на груди был бинокль, я посмотрел, куда я должен наводить орудие. Увидел, как по полю в нашу сторону движутся немецкие танки, а за ними пехота. Немецкие танки ползли медленно, поднимая клубы пыли. Я волновался: шутка ли, увидеть врага, по которому впервые в моей жизни я должен сделать выстрел из вверенного мне орудия!

Перед выстрелом я подбежал к наводчику орудия, который доложил о готовности. Я посмотрел в панораму (прицел), правильно ли он навел орудие, и поднял руку – это значит орудие готово к стрельбе. Можно было бы эти подробности не описывать, но такая ответственная и напряженная обстановка была тогда на коротком участке моей жизни, это было в далекое время, и сейчас она заставляет меня об этом вспомнить. Старший офицер батареи ст. л-т Романов подал команду: «Четыре снаряда, беглый огонь». Я тоже резко опустил руку и крикнул: «Огонь!» И тут произошло непредвиденное, казенная часть орудия после выстрела осталась в заднем положении – не было наката. Командир батареи крикнул: «Почему орудие не ведет огонь?» Я доложил: «Нет наката, орудие вести огонь не может». Вы представляете, каково было мое состояние! Надо вести огонь, а я не могу! Хорошо, что артиллерийская мастерская нашего дивизиона стояла на дороге рядом, и там был мастер ст. сержант Заболотный. Он был высокого роста, украинец. Артиллерийский мастер принес компрессор и быстро накачал в накатник тормозную жидкость. И я со своим орудием продолжал вести огонь. Почему так получилось? В тормозном устройстве орудия не оказалось достаточного количества тормозной жидкости и орудие оказалось небоеспособным. Кто-то где-то ее слил во время транспортировки из армейских мастерских: эта жидкость «Стеол М» была на спирту. Случай неприятный, но что поделаешь, это война.

Наблюдая в бинокль, видел, как рвались снаряды там, где шли танки, а вот где наш снаряд разорвался? Определить невозможно. Помню, где шли танки, вели огонь многие батареи различного калибра, это можно было видеть по разрывам снарядов. Огонь вели осколочными снарядами для поражения пехоты. Дальность стрельбы по прицелу 80 – это будет 4 км. Хочу подчеркнуть: как раз на этом рубеже и был остановлен противник. Наши стрелковые части временно перешли к обороне. И с этого рубежа наши части пойдут в наступление.

Подвезли несколько ящиков снарядов и мы продолжали вести огонь. Но тут второй неприятный случай: мое орудие вести огонь не может из-за правого колеса, которое спустило (оно было надувное). Я знал, что у моего орудия одно колесо надувное, а другое нормальное. От большой нагрузки во время выстрелов колесо спустило. Орудие наклонилось на один бок и вести стрельбу нельзя. В орудийном зипе качок не предусмотрен. Хорошо, что рядом стоял орудийный мастер ст. сержант Заболотный, который наблюдал, как мы ведем огонь. Он быстро побежал к своей машине, принес насос, тут же накачал колесо и орудие выровнялось, и мы продолжали вести огонь. Впоследствии колесо заменят на штатное, взятое от разбитого орудия.

Поступила команда «отбой», это значит – привести орудие в походное положение: оставшиеся снаряды уложить по ящикам, а стрелянные гильзы собрать и выезжать на дорогу для перемещения на другую огневую позицию. Заняли ОП для ведения стрельбы с закрытой огневой позиции, чтобы поддерживать артиллерийским огнем нашу пехоту. Была протянута проводная телефонная связь с командиром батареи на НП. По команде с наблюдательного пункта мы вели огонь по пехоте, по танкам и по "НЗО", это неподвижный заградительный огонь. Наступали сумерки, а мы должны успеть за оставшееся светлое время подготовиться к ведению огня в ночных условиях. А это не так просто – вести огонь по целям ночью, и тут надо решать задачи, с которыми я тоже впервые встречаюсь на фронте, в боевой обстановке на огневой позиции, а не на занятиях.

Почему я хочу вспомнить об этом эпизоде? Впервые в моей фронтовой жизни я начал воевать и стрелять по врагу. Первые выстрелы были прямой наводкой, я наводил по цели (по танкам), а теперь с закрытой ОП, да еще в ночных условиях! Совсем другая методика ведения стрельбы: никакой цели в орудийный прицел не видишь, а огонь по целям ведешь. Сзади огневой позиции стояли несколько жилых домов, примерно в 300-400 метрах. Я взял с собой двух солдат и фонарь для ТН (точки наводки) и пошли к ближнему дому, залезли на крышу и на чердаке установили фонарь ТН так, чтобы свет был хорошо виден. Солдат оставил, а сам ушел на батарею. У меня это первая огневая позиция для ночной стрельбы. Это первая подготовка орудия (взвода) к стрельбе ночью. Сама подготовка велась в темноте: закрепить орудие, подготовить снаряды. Надо было направить орудие на основное направление при помощи ночной точки наводки, которою мы установили на крыше дома.

Поступила первая команда с НП (примерно так): «Основное направление: Левее 0-10, прицел 90...» (точно не помню). Командовал взводом и вспоминал, чему меня учили в училище. Вы думаете, так легко и просто выработать твердый командирский язык? Представляете, мне 18 лет, а я должен командовать солдатами, которым по 30, 40, 50 лет. Вот попробуйте покомандовать ими, и правильно командовать! В ту ночь нам пришлось несколько раз открывать огонь по целям.

Первая ночь. Какая она была?

Весь день в небе ревели моторы самолетов, гремела артиллерийская канонада, кругом рвались снаряды, наступила ночь... Все небо озарено пожарами, в небе висели, как свечи, осветительные бомбы. Ночью беспрерывно взлетали вверх осветительные ракеты – и наши, и немецкие, это было непосредственно на переднем крае. Всю ночь слышны были пулеметные и автоматные очереди. Всю ночь продолжалась артиллерийская канонада. Мы вели огонь огневыми налетами по участкам местности и по позициям немцев. Немцы тоже вели огонь по нам. Я впервые услышал, какой звук издает летящий через твою голову снаряд, падающий где-то позади. За нашей артиллерийской позицией по рельефу местности была низина и противник вел по ней артиллерийский огонь. Снаряды пролетали над нашими позициями, рвались сзади, в низине, и видны были их вспышки. Снаряды рвались и в районе, где была установлена ТН (точка наводки). Мы переживали за наших солдат, которые находились на чердаке дома и за ТН, при помощи которой мы ночью вели огонь.

На этом рубеже наши войска остановили наступление противника. Солдаты были изнурены форсированным тяжелым маршем, а также оборудованием огневых позиций, включая щели (ровики), укрытия для лошадей, все это делалось под огнем противника. Орудийные расчеты в перерывах между ведением огня засыпали прямо около орудия, к рассвету и я уснул. Наступил рассвет.

Какое оно было, это утро? Я очнулся после короткого сна, первое, что почувствовал – утреннюю прохладу и тишину. Тишины как таковой на передовой не бывает, а затишье – это не тишина. С самого рассвета фашисты начали массированный обстрел наших передовых частей. Нам подвезли две повозки снарядов, так как за ночь почти все снаряды нами были израсходованы. Впереди, где проходил передний край, рвались снаряды, мины, оттуда доносились пулеметные и автоматные очереди, в воздух взлетали огненные ракеты. Слышна беспорядочная орудийная стрельба, снаряды рикошетом от земли взлетали вверх и по светящемуся трассеру можно было определить – это наши бронебойные снаряды, которые летят в сторону противника. Там идет бой. Мы знали, наша стрелковая дивизия ведет тяжелые бои, сдерживая наступающие части фашистской дивизии «Великая Германия». Вспоминаю первый боевой фронтовой светлый день после проведенной мню тревожной ночи. Что происходило вокруг нас? Весь день в воздухе висели тучи немецких самолетов, они появлялись из-за горизонта и пикировали на наши позиции, сбрасывая бомбы, это были Юнкерс-88, а самолеты Ю-87 буквально висели над землей и пикировали по нашим  танкам.

Об обстановке на передовой нам сообщилис нашего НП. Наши «Илы» штурмовики целый день утюжили немца, сбрасывали бомбы и пускали ракеты. Наши штурмовики появлялись из тыла на бреющем полете и с ревом пролетали над нашими головами. Хорошо было видно летчика и стрелка-радиста, мы им махали пилотками. Под крыльями штурмовиков были видны ракеты. Провожая их взглядом, мы следили, когда они начнут пускать ракеты. После пуска ракеты самолет резко взмывал вверх и, развернувшись, уходил на свою сторону. Вспоминаю, как зрелищно и эффектно проводили атаку наши «Илы». При атаке из-под крыла самолета вырывается пламя от ракетного снаряда, одновременно от самолета летят снаряды в виде трассирующих точек. Помню, был солнечный день, мы вели огонь по целям, вверху над нами ревели моторы самолетов, кругом все гремело. И вот (это было примерно в середине дня, мы все находились около орудий, так как вели периодический огонь), смотрим, прямо на нашу огневую позицию со стороны противника на низкой высоте летит самолет. Без всяких команд солдаты, которые стояли у орудий, схватились за автоматы и карабины. Старший офицер батареи подал команду: «Всем в окопы!» Только он подал команду, самолет развернулся, и мы увидели на крыльях красные звезды. Это был наш советский истребитель, он сделал разворот, но задел крылом о землю, перевернулся и загорелся. Самолет упал от нашей огневой позиции примерно в 400 метрах. Видимо, летчик шел на вынужденную посадку, но увидел орудия, людей, и решил отвести самолет в сторону (это мы так подумали). К месту падения самолета подбежали солдаты с батарей, которые находились ближе, и наши несколько человек тоже побежали. Летчика вытащили из горящего самолета, несмотря на огонь, в котором рвались снаряды и патроны, как нам рассказали. Летчик был младшим лейтенантом, совсем молодой парень. На гимнастерке у него был орден Красного Знамени. Летчик был тяжело ранен в голову, и в момент падения, видимо, получил второй тяжелый удар. Когда летчика вытащили из самолета, сняли с него парашют, он был еще жив, но потом погиб.

Первый мой выезд на прямую наводку на Курской земле

Прямая наводка – что это? Когда орудие выезжает для стрельбы по целям, непосредственно наводя ствол орудия прямо на цель. У моего орудия, 76-мм, прямой выстрел на 500-600 метров. Это значит, ты видишь противника, а он тебя. Вот уже несколько дней я участвую в боевых действиях, ведя огонь по фашистам, выпустив по ним несколько десятков снарядов. Были бомбежки, убитые и раненые, это я уже все видел. Но я не видел ни одного живого или мертвого фашиста... Но это скоро произойдет. Нашей батарее приказано в районе населенного пункта занять ОП для стрельбы прямой наводкой по танкам, которые находились за населенным пунктом (деревней). Все ближе мы подъезжали к местам, где идут тяжелые бои. По нам пикируют Ю-87, кругом рвутся снаряды и мины. Там, где идут бои, нити трассирующих пулеметных очередей пронизывают пространство.

Белгородская земля, как я помню, это открытая местность, без лесов, кругом поля с пригорками. В таких условиях вся местность просматривается и боевые действия осложняются. Передвигаться к переднему краю, чтобы быть незамеченным, надо низинами, оврагами, а такие условия скрытности не всегда сопутствуют нам до нужного места. Стояла жаркая и сухая погода, кругом все гремело, воздух насыщен гарью, нас встряхивало от каждого близкого взрыва, кажется,  вся земля изрыта воронками от снарядов. Я и расчет орудия шли пешком, кроме наших ездовых, которые сидели верхом, управляя лошадью.

Подъехали к месту, где проходила линия обороны наших войск, – это было видно по вырытым окопам. Все поле изрыто воронками от снарядов и мин. На этом рубеже шли тяжелые бои и здесь противник был остановлен. Мы увидели наших погибших солдат. Они лежали около окопов и даже в окопе. Смотреть на это было тяжело и страшно. После короткой артподготовки нашей артиллерии утром с этого рубежа наша пехота пошла в наступление, а мы следом за ней. Подъехали к месту, где проходили позиции немцев, увидели нарытые окопы, т.е. брошенные немецкие позиции, и вот тут-то я впервые увидел убитых немецких солдат. Они лежали около дороги.

Малиновка

Подъехали со стороны оврага к деревне Малиновка. От деревни осталось несколько хат, хоть на карте была обозначена деревня Малиновка. Командир батареи показал мне, где надо поставить орудия, и показал направление, откуда можно ждать появления немецких танков, а сам ушел на наблюдательный пункт. Я свое орудие поставил в огороде около дома. Хата была крайняя, рядом проходила дорога  в сторону противника. Лошадей своих отправил в овраг, за деревню. Орудие подготовили к стрельбе, бронебойные снаряды тоже подготовили к стрельбе, уложив их на ящики. Воздух насыщен гарью от пожаров, в деревне догорали постройки и дома. В небе периодически появлялись немецкие самолеты Ю-88, которые пикировали и сбрасывали бомбы на наши позиции. На огневой позиции по обе стороны от орудия были выкопаны укрытия.

Обед

В этот день,только успели подготовить орудия к стрельбе нам привезли в походной кухне обед. Как помню, обед был из одного второго и чая. Каша пшенная наполовину была с мясом. Мясо было конское, и, видимо, старое, от него несло запахом пота. Обед раздавали под огнем, вокруг нас рвались снаряды, кухня раздала обед и быстро уехала. Вспоминаю этот обед, и почему так много мяса в каше? Лошадь в это время была основной тягой на фронте, много лошадей погибало. Позже, когда я воевал на Центральном фронте и освобождал Белоруссию зимой 1943 года, мы все тогда вспоминали про кашу с мясом, которую нам привезли на обед на Курской дуге, – вот бы нам ее сейчас!.. Я вспоминал обед, сидя в только что вырытом окопе около орудия. Обеды на фронте при разных обстоятельствах фронтовой жизни были разные, а этот обед мне запомнился – он был первым на передовой. да еще в такой тяжелой обстановке. Представляете, сидишь в окопе на узкой полоске земли и ешь кашу из котелка, жуешь куски твердого конского мяса. А тут немец нас обстреливал, снаряды рвались рядом и земля от разрывов сыпалась на нас. Вот в такой обстановке мы обедали. А тут слышу, мне кричит наводчик орудия, младший сержант Мягких: «Товарищ лейтенант! Давайте мы вам в котелок наложим в кашу масла!» Я спросил, что за масло? Так как мы сидели в разных окопах, он встал и показал стеклянную банку, которая была немного разбита. Обстрел прекратился и я подошел к окопу, где они сидели. Они мне показали эту банку и рассказали: когда копали окоп, лопатой наткнулись на две банки, одна банка с топленым маслом, другая с медом. Хозяева дома решили спрятать продукты, закопав их в землю. Солдаты сожалели об этом и говорят мне: «Товарищ лейтенант, мы этого делать не хотели, а вот получилось». Я им сказал: «Кончится обстрел, надо в стене окопа выкопать яму и туда поставить эти банки. Хозяева после нас их обнаружат».

Но тут не до банок стало: в небе появились немецкие самолеты Ю-88, они сбрасывали бомбы на нас, т.е. на пехоту, на танки, которые стояли недалеко от нас. Бомбили не только нас, но и слева, и справа по фронту. Самолеты появились на горизонте, их хорошо было видно. На них смотришь и видишь, как они летят в нашу сторону, все ближе и ближе, а ты сидишь в окопе и ждешь... Первое ощущение ужасное. Главное, ты все своими глазами видишь... Вот не долетая до нас, самолеты начинали снижаться и сбрасывать бомбы. Отчетливо было видно, как бомбы отделяются от самолета и летят вниз.

Первые испытания под бомбежками на фронте

Я слышал от солдат которые были под бомбежкой, когда их бомбили в 1941 году и под Сталинградом в 1942-м: если самолет сбрасывает бомбы над тобой, значит, бомбы будут падать через тебя. Если самолет не долетает до тебя и начинает сбрасывать бомбы, тогда жди... А как получилось в этот раз: мы услышали пронзительный вой летящей бомбы, я хорошо помню, как я мгновенно прижался ко дну ровика, прижимая голову руками к коленям. Ровик был выкопан неглубоким. Бомбы рвутся где-то близко, при взрыве тебя встряхивает и взрывной волной прижимает к стене спасительного окопа. Можно представить, каково было наше состояние... Одна бомба упала где-то совсем близко, впереди нашего орудия, и мелкие частицы земли падали в окоп прямо на нас. Если вы спросите меня сейчас, боялся ли я первой бомбежки, то я отвечу, что было страшно все это видеть и пережить, а какие мысли были в голове в этот момент, можно понять... Недалеко от нас по рельефу местности была низина в овраге, и вот туда упало несколько бомб. Мы эту низину будем проезжать, когда будем продвигаться вперед. Когда подъехали, мы увидели в низине большое скопление наших танков и повозок. Противнику сверху все это было видно и он сбрасывал туда бомбы. Так и наши огневые позиции не были замаскированы, и он тоже видел, низкое место на местности может скрыть вас только от наземного противника, а вот от воздушного нет.

Вспоминаю очередной эпизод. Нам было приказано занять другую огневую позицию для стрельбы прямой наводкой по танкам. Как мы выезжали на огневую позицию, это был настоящий кошмар! В воздухе над нами ревели самолеты, низко над землей летели наши Илы. Со стороны немцев летели Ю-87 и бомбили наши позиции. Земля гудела от разрывов бомб, снарядов и мин. Кругом пожары, от которых воздух превратился в темный смрад. Этот день был для меня последним таким тяжелым днем на курской земле, и я постараюсь описать его подробно.

Командир батареи по радиостанции приказал нам сняться с ОП и прибыть на НП, где он нас ждал. Орудийный расчет погрузил на станины орудия два ящика снарядов, там были бронебойные и подкалиберные для поражения танков "Тигр". Я и командир орудия ст. сержант Панкратов сели на передок, орудийный расчет из 4-х человек –  двое сели на ящики со снарядами, а двое стояли на орудийных щитках, держась за щит и ствол орудия. Свернули с дороги и поехали по полю к месту занятия ОП. Только представьте, днем на открытой местности, на виду у противника, да еще сидя верхом на лошадях, мы занимали ОП. Вспоминаю об этом и думаю – неужели это так было? Кто был на переднем крае, тот знает, как надо приближаться к передовой – обязательно прижиматься к земле, а тут четыре лошади, ездовые и мы на оружейном передке сидим. Я вспоминаю свою молодость, когда мы ходили в кинотеатр смотреть фильм «Чапаев», как он на своей тачанке выезжал с пулеметом по открытой местности... А мы с орудиями ехали по полю, ездовые подгоняли лошадей плетками, на неровностях нас подбрасывало, чтобы не свалиться, мы крепко держались за поручни орудийного передка. Не доезжая 100 метров до места огневой позиции, один солдат из расчета не удержался и упал под колесо орудия. Я остановился, солдата на руках донесли до ОП, командир батареи нас встретил и приказал нам тут же отцепить от передка двух лошадей и на передке солдата отвезти в ближайшую санчасть стрелкового полка, которая находилась недалеко. Вот такая была фронтовая жизнь...

Командир батареи показал место, где надо поставить орудие, и показал рукой, откуда надо ждать немецкие танки. Орудие к бою быстро подготовили. Итак, орудие стоит на огневой позиции, а сзади стоят лошади с орудийным передком и ездовые, которые держат лошадей за уздечки. Кругом открытая местность. Встал вопрос, как и где укрыть лошадей, а их у нас восемь. Старший офицер батареи приказал всем ездовым отвести лошадей назад, а их у нас 16, и найти там укрытие, а где? Я не представляю, где они могли укрыть лошадей от снарядов и мин, которые рвались кругом. Вокруг – ровное поле, а далеко отводить лошадей нельзя. Отвели их назад в пределах  видимости, около них стояли ездовые, держа их за уздечки. Помню, впереди нашей огневой позиции в низине была деревня, а за деревней был уклон и возвышение, вот там были позиции немцев. Деревня была наша, там была наша пехота. Мы видели на окраине в деревне нашу пехоту, наши танки. Командир батареи объяснил нам обстановку: к окраине деревни со стороны противника двигаются немецкие танки. Наша пехота и танки ведут в этом районе упорные бои, там идет сплошная пулеметная и автоматная стрельба, это было видно по трассам, которые хаотически разлетались во все стороны. Наших орудий в деревне не было, но танки, которые стояли на окраине, вели огонь, это было видно по трассам снарядов, которые рикошетом от земли взлетали кверху и в разные стороны летели в сторону немцев, а немецкие снаряды, выпущенные по нашим позициям, летели в нашу сторону. За деревней, на окраине ее, шел танковый бой. Наша задача была такова: если немцы заставят нашу пехоту и танки отходить, то мы должны встретить противника огнем из наших орудий. Мы все находились около орудий и смотрели в сторону деревни, где шел бой, и ждали... Наши штурмовики ИЛы бомбили и обстреливали позиции немцев.

Я не помню названия населенного пункта, перед которым мы стояли. На этом рубеже бои вели части нашей 204-й СД. Противник был остановлен, и с этого рубежа наша дивизия пойдет в наступление и с боями будет освобождать оставленные ранее позиции. Это отражено в книге «Курская битва». С огневой позиции мы снялись и двинулись вслед за пехотой. Это была последняя огневая позиция на курской земле, где я ставил орудие для стрельбы прямой наводкой по танкам.

Все это я видел только за один световой день освобождения нашей земли. При остановках, когда пехота встречала сопротивление со стороны противника, и завязывался бой, мы занимали огневые позиции и вели огонь по противнику, и так с боями мы следовали за пехотой. Ехали по дороге, по местам, которые нашим частям пришлось при отступлении оставить. Куда ни глянь – и направо, и налево от дороги лежали трупы наших солдат и немцев, разбитые повозки, и тут же – трупы лошадей. Но это было только начало, а самое страшное и тяжелое было еще впереди.

Помню, ехали по дороге, и видим – лежат на земле около дороги снаряды 76-мм орудий, как мои, – бери и стреляй. Немножко отъехали, и видим – слева от дороги в низине стоят штабеля ящиков со снарядами и довольно много. Я не могу сказать точно, от каких орудий, но по ящикам можно было определить, что это снаряды для 122-мм гаубицы. И наши ящики нам знакомы, это 76-мм. Мы к этому складу не подходили, нам было не до этого. Все это оставлено было при отступлении наших войск. Прошло всего два дня с тех пор, как наши войска вынуждены были при отходе все это оставить. Противнику, видимо, было не до наших снарядов и он их не уничтожил. Наша пехота продвигалась с боями по земле, где недавно прошли тяжелые и жестокие бои с фашистами: это был район поселка Верхопенье (кстати, в книге «Курская битва» об этом написано).

И вот мы ехали на другую огневую позицию по дороге, и видим – справа, недалеко от дороги стоят наши орудия, стволы направлены в сторону противника. Мы остановились и смотрим, как же так, почему они оказались здесь? Подошли ближе: на огневой позиции стоит наша батарея из четырех 76-мм орудий ЗИС-3, как моя. Мы увидели страшную картину: орудийные расчеты вели тяжелый бой до последнего и полегли смертью храбрых около своих орудий. Тут же около орудий лежали готовые к стрельбе снаряды. Как артиллеристы мы обратили внимание на стоящие на огневой позиции орудия, они были не повреждены, орудийные затворы и панорамы были на месте. Недалеко стоял подбитый немецкий танк, и почему-то позади батареи. Я был в то время молод, и не разбирался, почему так получилось, что вся батарея погибла. Старшие офицеры и бывалые воины рассудили так: батарея стояла на закрытой огневой позиции, противник, видимо, напал внезапно с тыльной стороны, и батарея не успела развернуть орудия, чтобы открыть огонь по танкам прямой наводкой. Немцы не успели уничтожить и даже как-то повредить орудия. Картина ужасная и смотреть на все это было страшно и обидно. Жалко наших солдат, которые отдали свои жизни в боях здесь, на Белгородской земле. В районе населенного пункта Новоселки стрелковые части нашей дивизии вели бои с фашистами и под натиском наших частей противник отступал, а мы перемещались с одной ОП, занимали другую, поддерживая пехоту огнем. Мы ехали по полю, где был танковый бой, можно сказать, танковое сражение. По всему полю, что видит глаз, слева и справа от дороги стояли подбитые танки. И вот когда мы стали проезжать мимо группы стоящих около дороги танков, мы остановились. Прошло столько лет, а мне помнится, как я впервые на фронте увидел фашистские танки, осматривал их и трогал броню руками... Подошли к первому танку это был Т-V «Пантера», а дальше стоял Т-VI «Тигр», тут стояли и наши танки Т-34, СУ-85, С-76 и один танк «И. Сталин», который выделялся из всех орудием 122 мм. Танки все подбитые, сгоревшие, у некоторых распущены гусеницы. В стороне поля стояло самоходное орудие «Фердинанд». Танки стояли по всему полю так, что не поймешь, какой танк куда и откуда наступал. Между танками и около танков лежали убитые танкисты – и немцы, и наши, а один немец лежал прямо на люке танка. Который день эти трупы лежат под палящим солнцем?...

Едкий запах издает обгоревшая боевая техника. Воздух около сгоревших машин насыщен гарью. В некоторых танках внутри что-то тлеет и оттуда струится едкий дым. У нас была возможность осмотреть  подбитые немецкие танки. Подошли к танку Т-V "Пантера", на лобовой броне видны следы от наших снарядов различного калибра, но были следы попаданий и фугасных снарядов, это определить можно по осколкам на броне, были видны попадания от наших ПТР, смотришь на них и видишь, как будто кто-то наковырял. Лобовая броня танка полностью не пробита, танк подбит в борт, была распущена гусеница. У нас не было времени подойти к самоходному орудию (самоходно-армейская установка «Фердинанд» с 88-мм пушкой, у которого лобовая броня имела толщину 200 мм, бортовая 85 мм). К нашим танкам я не подходил, смотреть на них жалко и обидно. Поступила команда командира батареи "по местам" и мы побежали к дороге, где стояла наша батарея, и мы тронулись вперед, на другую огневую позицию.

Немецкие танки

1. Танк Т-VI (тигр) вес 57 т. Экипаж 5 человек. Скорость до 40 км/час. 88 мм, 2 пулемета. Броня лобовая 100 мм,башни и борта 80 мм.

2. Танк Т-V (пантера) вес 43 т. Экипаж 5 человек. Скорость 50 км/час. 75-мм пушка, 2 пулемета. Броня 100 мм. Борта 40 мм. Лобовая 85 мм.

3. Самоходная установка «Фердинанд». Вес 68 т. Пушка 88 мм. Пулемет 1. Броня лобовая 200 мм, бортовая 85 мм. Скорость 20 км/час. Экипаж 6 человек.

Последний бой на Курской земле

Батарея занимала ОП на окраине поля, по которому утром мы проходили, где стояли подбитые танки... Своим артиллерийским огнем мы поддерживали нашу пехоту, которая продолжала продвигаться, встречая упорное сопротивление врага. Это было в районе поселка Верхопенье. Пришла неожиданная для нас новость: только что мы прекратили вести огонь, как с НП командир батареи нам сообщил, что нашу дивизию вывели из боя, объяснил обстановку и приказал «отбой». Мы привели орудие в походное положение, все снаряды, которые были подготовлены к стрельбе, приказано было уложить в ящики. Вызвали своих ездовых с лошадьми, подсоединили орудие к передкам. Командир батареи прибыл с НП и батарея выдвинулась на дорогу, там уже стояли другие батареи нашего дивизиона.

Мы двинулись колонной в составе нашего 657-го артиллерийского полка. Но я помню, тогда мы не знали, почему нас вывели из боя и куда нас направят. На какой участок фронта нашу дивизию перебрасывают? Дивизия двинулась колонной в обратный путь. Мы ехали обратно по той дороге, где направо и налево от дороги стояла разбитая техника – и наша и немецкая. Проезжая через поле, где произошло танковое сражение, еще раз пришлось окинуть его глазом и представить себе этот бой, какой он был? Мы поняли, что отходим маршем в тыл, но вот куда? Части дивизии прибыли на железнодорожную станцию. Нас рассредоточили в районе железнодорожной станции. Мы поняли, что должны погрузиться в эшелон.

И вот я снова столкнулся с другой армейской жизнью. Погрузка орудий, перевозка лошадей и личного состава по железной дороге... И все это не так просто: как погрузить орудие и как его закрепить, мне надо тоже было знать. Как погрузить лошадей в вагоны и как их содержать, – это тоже надо знать. Всему этому меня в училище не учили. Нас разместили по вагонам, там были двойные нары (т.е. просто доски). Ездовые остались вместе с лошадьми, они их кормили и поили. Мы поняли, что наш эшелон следует на север, в сторону Москвы. На железнодорожной станции г. Тула эшелон остановился. В Туле эшелон стоял долго и мы имели возможность выйти в город, недалеко от железнодорожной станции. И там мы увидели окопы, траншеи, воронки от снарядов и бомб. Местные жители нам сказали, что немец к городу подошел, но мы его отстояли. Следуя воинским эшелоном, понимаешь, что в дороге армейская жизнь идет не так, как на земле, тут другие условия и требования, об этом тоже можно многое вспомнить...

Итак, наш эшелон тронулся из Тулы в сторону Москвы. Подъехали к Москве, проехали через Москву-реку по каменному мосту, и тут мне вспомнились мои детские годы в Москве. Мост находился совсем близко от окраины парка им. Горького. Территория парка хорошо просматривалась из вагона, была видна и вся Москва. Помню, я стоял у входа вагона и смотрел на те места парка, где я много раз бывал с отцом в летнее время, а зимой с ребятами нашего двора катался на коньках: все дорожки парка заливались льдом и мы по этим дорожкам катались. А вот коньки-то мы сами клепали к ботинкам. Я рассказывал и солдатам о парке культуры им. Горького, о Москве, а они меня внимательно слушали. Они этих мест не видели и в Москве не были. А на душе у меня было тяжело – неужели я на это смотрю последний раз? Меня глубоко затронуло то, что я видел и пережил в боях на Курской дуге, а что еще будет...

Москву проехали и к вечеру наш эшелон прибыл на железнодорожную станцию Нелидово, это смоленская земля. Разгрузились, и мы расположились в лесу. Представляете, если сравнить землю с Белгородской, то какой контраст местности! Просторные поля и сравнить с густыми лесами Смоленщины...

Центральный фронт

Начало августа 1943 года. Наша 204-я стрелковая дивизия  вошла в состав 43-й армии, которая занимала линию обороны в районе города Демидова на севере Смоленской области. Прибыли на смоленскую землю, все части дивизии расположились в лесном массиве. Лес нам помогал в устройстве и нас обогревал. Непривычная обстановка после Курской природы, но и тут тоже надо устраиваться и жить фронтовой жизнью. В лесу оборудовали палатки, собранные из солдатских плащпалаток, это укрытие было только от дождей и на ночлег. Погода в эти дни была дождливая и сырая, почва пропитана влагой, ни сесть ни лечь...

Первая ночь на Смоленской земле

Нас спасали от влаги и сырости костры. Благо, что кругом было много дров и валежника, солдаты жгли костры и обогревались всю ночь. В палатку на подстилку солдаты нарубили хвойного лапника. Одну сторону палатки заставили кустарником и лапником, чтобы меньше сквозило. Наступили сумерки, солдаты у костров продолжали сушить свои портянки и обмотки. Все улеглись спать, кто в палатке на хвойной «перине», а кто лежал и спал около костров, подложив под себя лапник. Кругом стояла тишина, горели костры всю ночь, а мы спали крепким сном, хотя и было прохладно. Это первая спокойная ночь, проведенная мною в смоленском лесу, но ночь для меня прошла особая. Утром, как проснулся, я почувствовал боль в левом паху. Первая неприятность на смоленской земле и первая в моей жизни – я получил укус клеща. Во время крепкого сна в мое тело впился клещ и напился моей крови. И что делать? Бывалые солдаты (по возрасту) меня предупредили, чтобы я ни в коем случае не пытался сам его вытащить. Пришел санинструктор, посмотрел, где торчит в моем теле клещ, и сказал, что это место надо смочить керосином, и клещ сам вылезет. Старшина батареи ст. л-т Дзюба дал мне в банке керосина, и я сейчас не могу припомнить, сколько часов мочил это место керосином. Беда миновала и клещ вылез сам. Все обошлось для меня благополучно. Вот так меня встретила смоленская земля. В этом районе, где мы стояли, нашу дивизию пополняли личным составом и боевой техникой. Дивизия понесла большие потери в боях на Курской дуге. Я еще ничего не рассказал о моем командире батареи. Старший лейтенант Голубец, украинец, кадровый офицер довоенной закалки. У него была верховая лошадь, с которой он никогда почти не расставался. На Воронежском фронте, я помню, он на своем коне выезжал к передовой, чтобы выбрать там наблюдательный пункт (НП). Это было рискованно и опасно для жизни, за это его осуждали старшие командиры. Я не помню, где и на каком рубеже в бою погиб наш командир батареи. Он погиб в первых боях на Смоленской земле. Он сидел в седле, а рядом разорвалась мина. В районе НП, где рядом проходит передний край, нужно как можно ближе прижиматься к земле, а он на лошади, ну и...

Первый бой на Смоленской земле мне запомнился хорошо. Наша дивизия вступила в бой около деревни Колошки, пехота окопалась, а мы заняли огневую позицию метров в 200 за ней и вели огонь по целям прямой наводкой, поддерживая пехоту. Местная земля такая: кругом леса и леса, и болотистые земли, которых не обойти. В это время часто шли дожди, дороги были разбиты сначала немцами, когда они отступали, а после и нашими войсками.

Вспоминаю один эпизод, как впервые преследуя противника, нам пришлось ехать по лесной дороге. Можете себе представить это сплошное месиво жидкой грязи на дороге, и вот солдаты в обмотках помогают вытаскивать из этой грязи орудия и повозки. Лошади, измученные, останавливаются и на крики и плетки ездовых не реагируют, стоят. И сейчас вспоминать жалко, как подгоняли и били кнутами лошадей, а солдаты умудрялись подгонять их палками и чем попадается под руку, а лошадь стоит... Все это делалось для того, чтобы тронуться с места и двигаться вперед, но...

 

Вспоминаю дорогу, по которой мы ехали, – она проходила по лесу – и вот к вечеру мы остановились, был объявлен привал. По обе стороны дороги в лесу стояли повозки и лошади, тут же располагались, сидя на земле, солдаты, у которых обмотки и ботинки были в грязи. Ездовые кормили лошадей, надев им на головы торбы. По обе стороны вдоль дороги в лесу стояли кухни, и к ним как по команде подтянулись с котелками солдаты, на ужин раздавали кашу и чай. Старшина раздал по отделениям хлеб, и они начали делить хлеб пайком. Я впервые увидел, как это проходит во фронтовых условиях, т.е. как солдаты между собой делят хлеб. А делается это так. Разрезанный хлеб по пайкам раскладывается на расстеленной на земле солдатской плащпалатке и раздается каждому по команде старшего. Старший, отвернувшись, называет фамилию, а другой солдат показывает пальцем на пайку хлеба. Это делается для того, чтобы не было обиды. После освобождения города Демидова наша дивизия встретила упорное сопротивление противника в направлении города Лиозно. Наступили холода, и возникли другие трудности во фронтовой жизни.

В середине октября я с одним орудием занял огневую позицию для стрельбы прямой наводкой. Огневую позицию занимал, как стемнело, в районе деревни, название не помню. На карте деревня была обозначена, но от деревни остались несколько домов да печки от сгоревших домов. Всю ночь в полной темноте орудийный расчет оборудовал ОП. Выкопали щели для укрытия и к рассвету орудие было подготовлено к стрельбе и замаскировано. За огневой позицией, сзади, недалеко стоял сарай. Лошадей с ездовыми отправил за деревню – там протекал ручей, стояли бани и несколько сараев, где и укрыли  лошадей. Пока у нас были лошади, всегда возникали трудности, как их укрыть и оберегать. Наблюдательный пункт (НП) командира батареи находился от нас недалеко, он пришел к нам на огневую позицию, посмотрел как мы подготовили орудия к стрельбе, поставил мне задачу и указал, по каким целям я должен открыть огонь чтобы их подавить. С ОП хорошо просматривалась невооруженным глазом впереди лежащая местность. Хорошо видны на рельефе местности немецкие траншеи. Хорошо видны и траншеи нашей пехоты – расстояние всего-то примерно 500 м. Дни были солнечные, обстановка на передовой была спокойная. Орудийный расчет и телефонист расположились за сараем, с той стороны сарая ворота были открыты, а в сарае было немного соломы, орудийный расчет там отдыхал. И вот я, лежа в окопе около орудия, в бинокль стал осматривать и изучать цели, их расположение на местности и привязывать их к местным ориентирам. Всегда артиллеристы цели привязывают к местным точкам, чтобы быстрее их найти. Это были пулеметные точки, которые находились в траншеях и два дзота за траншеями. Хочу подчеркнуть, на переднем крае в это время было спокойно, стрельбы не было, я наблюдал в бинокль, и тут буквально около моей головы просвистела пуля. Я мгновенно спустился с бруствера окопа вниз. Некоторое время я лежал на земле около орудия, и сейчас не могу объяснить, как я тогда все это воспринял. Я понял: эта пуля выпущена снайпером. Но я лежал и прислушивался, чтобы услышать еще свист пуль, и не слышал. Орудийный расчет находился в укрытии за сараем. Я, пригнувшись к земле, покинул орудийную позицию и пришел к расчету за сарай. Они заметили мое волнение и я им рассказал все как было. Я еще тогда не осознавал, почему так получилось? Я еще лежал в укрытии и только голова моя была приподнята над бруствером и тут тебе... Я только потом узнаю, что от окуляра бинокля отражаются блики, вот они и дают возможность противнику тебя обнаружить. Это не каждому фронтовику пришлось испытать и почувствовать, когда мимо твоего уха пролетает со свистом пуля, выпущенная по тебе снайпером противника. В своих воспоминаниях о боях осенью 1944 года я описал случай, когда мне самому один раз на фронте пришлось выстрелить по врагу из настоящей снайперской винтовки (и это один раз в жизни). Сколько дней мы находились на этой огневой позиции, я не помню. Но пришел день, когда наша артиллерия начала артиллерийскую обработку переднего края противника и мы тоже вели огонь по огневым точкам противника. По каждой цели было выпущено 3-4 снаряда – это две пулеметные точки и два дзота. На фронте нас всегда ограничивали в расходе снарядов. Несколько снарядов коснулись земли и рикошетом взорвались над землей. При рикошете осколки эффективно поражают живую силу противника даже в окопах. Появились в воздухе сигнальные ракеты, это сигнал для начала атаки нашей пехоты. Где проходили немецкие траншеи, там началась интенсивная пулеметная и автоматная стрельба. Там шел бой, это было видно по трассирующим очередям, пули разлетались хаотически в разные стороны – и в нашу, и в сторону противника. Обычно при атаке, когда пехота занимает траншеи противника, и тогда бой ведется в районе расположения противника, а тут мы видим, что продвижения пехоты нет. Мой расчет стоял на огневой позиции, мы наблюдали за боем, что происходил впереди нас, нам все хорошо было видно: наша пехота отошла назад в свои траншеи. Наше орудие после ведения стрельбы было размаскировано. Не успели мы замаскировать орудие, как над нашими головами пролетел первый немецкий снаряд и разорвался где-то позади нас. Мы с орудийным расчетом тут же укрылись в окопах, которые находились по обе стороны от орудия около сошников станин. Второй снаряд разорвался впереди орудия. Я как артиллерист понял, что противник ведет пристрелку и знал, что будет дальше: недолет-перелет и вилка (захват цели). Вилку половинят и переходят на поражение. Представляете, что мы чувствовали, сидя в окопе и зная, что противник ведет прицельный артиллерийский огонь по нам на поражение.

На передовой, где постоянно идут бои с применением различных средств уничтожения, всегда можно ждать одного из двух – смерти, увечья или продолжения боя и, конечно, жизни. Я говорю об этом откровенно. Когда вспоминал Курское сражение, где участвовал и видел, сколько полегло наших воинов, понимал, что и меня будет ждать то же самое на каждом шагу моей фронтовой жизни.

Мы сидели в окопах и ждали... Снаряды рвались недалеко от огневой позиции. В момент разрыва снаряда тебя встряхивает и прижимает к стенке окопа, а ты продолжаешь сидеть и надеяться на лучшее, но из головы не выходит худшее... Но вот разорвался снаряд где-то совсем рядом, меня оглушило и прижало резко к стенке окопа. В голове зазвенело. В окопе я сидел вместе с командиром орудия, я смотрел на его бледное лицо: он так же переживал, как и я. На нас падали комья земли, пахнувшие порохом. Огонь по нам прекратили и некоторое время мы, сидя в окопе, чего-то ждали... Я приподнял голову из своего укрытия и посмотрел в сторону, куда упал снаряд. Там я увидел воронку и приподнятую правую станину орудия. Я переживал за своих солдат, которые находились в ровиках по ту сторону орудийного окопа. Я крикнул им, они мне ответили: «Товарищ лейтенант, мы живы». Противник прекратил вести огонь по нашей ОП, так как увидел, что снаряд попал в огневую позицию и, видимо, видел приподнятую станину орудия. Некоторое время я не решался вылезти из окопа и  ждал, но наступила тишина. Я первым покинул свой окоп и вместе с командиром орудия мы по-пластунски поползли за сарай от орудия, расчет тоже последовал за нами. Там мы встретились и, сидя на земле за сараем, заговорили о случившимся, лица у всех были грустные, но бодрило нас одно, что мы живы. Я вошел в сарай, в стене между бревнами был просвет, хорошо было видно поврежденное орудие, я думал, что же теперь нам делать? Доложил командиру батареи. Командир сказал: «Хорошо, что вы живы» и приказал мне дождаться ночи, снять орудие с ОП и привезти на закрытую огневую позицию. Я послал одного солдата к ездовым, где укрывались наши лошади, он пришел и доложил, что наши лошади не пострадали, хотя снаряды рвались рядом с ними.

Стемнело, противник периодически с небольшим интервалом освещал передний край осветительными ракетами. Мы находились на огневой позиции около орудий и старались привести орудие в походное положение, но осветительные ракеты, которые освещали местность, заставляли нас то и дело прижиматься к земле. Я принял решение вручную перекатить орудие с огневой позиции за сарай и там в полный рост можно будет им заняться и решить, как подсоединить орудие к передку. В полной темноте как ни старались соединить обе станины в походное положение, у нас ничего не получилось и мы решили подсоединить орудие к передку за одну станину. И вот так за одну станину нам пришлось везти орудие в полной темноте на нашу закрытую ОП.   

   

© Открытый текст

 

 

размещено 14.09.2011


(1.3 печатных листов в этом тексте)
  • Размещено: 01.01.2000
  • Автор: Раздумин Н.П.
  • Размер: 50.25 Kb
  • постоянный адрес:
  • © Раздумин Н.П.
  • © Открытый текст (Нижегородское отделение Российского общества историков – архивистов)
    Копирование материала – только с разрешения редакции


2004-2019 © Открытый текст, перепечатка материалов только с согласия редакции red@opentextnn.ru
Свидетельство о регистрации СМИ – Эл № 77-8581 от 04 февраля 2004 года (Министерство РФ по делам печати, телерадиовещания и средств массовых коммуникаций)
Rambler's Top100